Я уже третий месяц в больнице...
Не поставят диагноз никак.
Мне приходится, как говорится,
зажимать свою волю в кулак.
Неизвестность, тревога, сомненья…
Тут какие же нервы нужны?!..
Да к тому же ещё в воскресенье
мне припомнились сцены войны.
Мне припомнились Люблин, Майданек,
та залитая кровью тюрьма,
Бабий Яр… Моя память – как рана!..
Так болит! Не сойти бы с ума.
Подружился я с зав. отделеньем.
Расскажу ему всё... Он поэт...
Пусть напишет-ка стихотворенье,
да и выложит в свой Интернет.
Мысль об этом пришла ненароком,
когда я, словно искру во мгле,
цикл стихов о еврейских Пророках
увидал у него на столе.
Люблин, 1944 год
Когда в ночи приоткрывают двери
чертоги скорбной памяти моей,
взираю я, глазам своим не веря,
на отпечатки тех далёких дней.
Вот Люблин... Спят дома в густом тумане...
Пустой Майданек... Вышка у ворот...
Ряды "колючки". А на заднем плане –
покрытый слоем пепла огород.
Живой пример немецкого порядка:
салат, редиска, свёкла, лук, морковь….
И прямо тут же, на зелёных грядках... -
куски недогоревших черепов...
Ещё всплывают в памяти картинки:
кусты сирени, а в кустах барак,
и в нём… ботинки, детские ботинки.
Размер – на бирках, бирки – на шнурках...
А вот ещё картинка. (Сердце рвётся,
и на сознанье наползает тьма...)
Забор, шлагбаум... Дальше двор с колодцем,
а во дворе – еврейская тюрьма.
Подходишь к двери. Слышишь эти звуки.
Как хочешь, их при этом назови:
стон, вздох, шипенье... А за дверью руки
торчат, торчат. Вся комната в крови.
Гора из тёплых тел, гора живая
вздыхает, стонет, булькает, шипит.
Трёхлетний мальчик приютился с краю.
Засомневаешься... Подумаешь, что спит…
Хотя уже прошло две трети века,
я не нашёл ответа на вопрос:
Что за душа была у человека,
который мир обрёк на холокост?!..
Бабий яр
Сентябрь сорок первого года…
Как вспомнишь – так в сердце пожар.
Всему человечьему роду
позором ты стал, Бабий яр!
Как много в числе «двести тысяч»
пустых и безликих нулей!
А сколько же букв надо высечь
на гранях гранитных камней,
чтоб список хотя бы составить
простых, неприметных имён,
хранящий в себе нашу память
об ужасах тёмных времен!
Где те двести тысяч улыбок,
сияющих в зеркале глаз?!..
Да разве гранитные глыбы
заменят их миру сейчас?!
Где те двести тысяч Вселенных –
бескрайних душевных миров,
сплетённых из мыслей бесценных,
мечтаний, нескАзанных слов?!..
Давайте помянем казнённых
ни в чем не повинных людей
и ими, увы, не рожденных,
не видевших мира детей!..
Из них – хоть один, но Эйнштейн…
Да если бы не холокост,
читали бы Тору евреи
на Млечном Пути, среди звёзд!
