Мой друг зашит. И год уж как не пьет -
Глядит во двор, где сумрак неизменно
Над заспанной провинцией плывет.
Я замужем за тем же бизнесменом,
Которому как будто нипочем
С чудовищем делить кровать и кресло.
Я, кажется, узнала, что по чем,
Но это никому не интересно.
Да здравствуют вечерние пиры!
Пробежки утром, кофе и водитель!
Да здравствуют посуда и полы,
Паркетный воск и пятновыводитель.
Да здравствуют горячая вода,
Приватный пруд, винтажная портьера!...
А бабочка, влетевшая сюда,
Останется деталью интерьера.
Бумага терпела, велела и нам
от собственных наших словес.
С годами притёрлись к своим именам,
и страх узнаванья исчез.
Исчез узнавания первый азарт,
взошло понемногу быльё.
Катай сколько хочешь вперёд и назад
нередкое имя моё.
По белому чёрным сто раз напиши,
на улице проголоси,
чтоб я обернулся — а нет ни души
вкруг недоуменной оси.
Но слышно: мы стали вась-вась и петь-петь,
на равных и накоротке,
поскольку так легче до смерти терпеть
с приманкою на локотке.
Вот-вот мы наделаем в небе прорех,
взмывая из всех потрохов.
И нечего будет поставить поверх
застрявших в машинке стихов.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
