Свет, там, в оконце – маячком
Под кофеёк, да с молочком
Ног – две сплошные полосы
Качаясь, тикают часы
Уснувший располневший кот
И свежее выпеченный торт
Да суеты на пять минут
Понятно, что меня тут ждут
Протёрта с пианино пыль
И неоткрытая бутыль
С заваркой режется, в ничью
Хоть повод есть, но я не пью
Не пью, и даже здесь не ем
Но прихожу сюда затем
Чтобы откинув жизни суть
В уютной неге отдохнуть
Взгляд хитрый, словно у лисы
То на меня, то на часы
Забудь дней прошлых ерунду
Не бойся, скоро не уйду
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.