Провинция. Окраина. Конец.
За огородом сотые поминки
Неугомонный празднует мертвец,
А в огороде трудится жилец,
Под хрюканье всегда голодной свинки.
В провинции все рядом – жизнь и смерть.
Тут не сжигают, а хоронят цельно.
Здесь бродят волки, и ревет медведь,
Подростки подворовывают медь,
И пьют поэты – вместе и отдельно.
•
Тихой и темной ночью
Стук поездов громче,
Пуще болит обожженный пальчик,
Ночью себя жальче.
Плачет пьяница под фонарем,
Церковный служка за алтарем,
Ассенизатора кляча
Вместе с возницей плачет.
У пьяницы дома больной пацан,
Служку мучат грехи прихожан,
Кляча плачет – что кляча,
Возница – что кляча плачет.
Тихо. Темно. Тревожно.
Бездьявольно. И безбожно…
Крайний подъезд
Этот крайний, облезлый – мой.
Хилой лампы внутри бельмо.
Наверху бесприютность юная,
В уголку острота гальюнная.
На дверях, как глазки, глазки –
Развлечение от тоски.
Почтовых ящиков фиксы,
Мусорных баков сфинксы.
Не барский, конечно, дом –
Зато, хоть куда плюем!
*
Нас уже не согреет лачуга,
И шалаш, и чужое жилье.
Лишь успела, сошедшая с круга,
Крикнуть юность: « Имейте своё!»
…Мягких тапочек войлок уютный,
Через марлю в окне – ветерок.
Как мы юности нашей беспутной
Аккуратно подводим итог.
И морщинок нескорбною стайкой
Мягко зрелость легла на чело.
Что ж ты мнешься,
Душа-попрошайка,
У порога
И клянчишь – чего?!
*
Когда я в доме остаюсь одна,
Послушать комариные рулады
Здесь тоже можно, звуков хватит на
Созданье урбанической баллады.
Часов с шести грохочет этот мир.
Пылит КАМАЗ по объездной дороге,
Ждет смену сторож,
Заварив чифир,
Выводят прогулять четвероногих.
Полуприкрыт чугунной крышкой люк –
Ловушка для нетрезвого зеваки.
И – поделом: лови внизу свой глюк,
Жди помощи, и сам с собой калякай!
За спортманежем – наш зеленый рай.
Содружество мичуринцев, участки,
На каждом вагонетка и сарай
Да пугало смешное для острастки.
Вот так и проживаем свою жизнь,
Дыша дымами, смогом и бензином,
Украдкою посматриваем ввысь,
Помёт сметая с окон голубиный…
Непогода
А снаружи метет и метет,
Словно кто-то украл вертолет
И упрятал в наш маленький двор,
Заглушить не умея мотор.
Схоронился тихонько в подъезд,
Ждет развязки и булочку ест,
Опершись на ключицы перил,
Сам не ведая, что натворил!..
Мохово
Я опять междометствую, о! - кая,
Мне опять мелкотемно лепечется.
Я пишу про селение Мохово,
А какое же это - Отечество?
Мне бы голосом слиться с эпохою,
С беспредельностью и бесконечностью,
Хоть и нравится мне это Мохово,
Но какое же там – Человечество?
Много дней прокорпела над строками,
Но они оказались банальными:
Есть проблемы, конечно, и в Мохове,
Но какие же это – Глобальные?
Я наверное дура-дурехою,
Если вот во что все это вылилось:
Поругалось со мною пол-Мохова,
А пол-Мохова - молча обиделось!
Осень
Пришли дожди. Писать хотелось прозу.
Скреблись мыслишки, становились в позу.
Грипп нарастал, по-старому – испанка,
И лист белел, как чистая портянка.
Тележками капусту продавали,
Жирели мышки в сумрачном подвале.
Копились тайны…
Нежности пшеничку
Давно скормила ненасытным птичкам.
Пугали сны, но более – бессонье…
Под ветром тряпка билась на балконе,
Да трепыхалась робкая душа
На древке моего карандаша
