Игорь, я знаю, что ты мне сейчас всё объяснишь:), но... уже с третьей строки второго катрена я запутался - кто едет "к Яру, к полоумной Варе"? Нет, я, конечно, догадываюсь, что это "барин - купчишка гильдии второй", а всё же - вдруг таки старик. Так и нужно было, двойное толкование?
Хороший, душевный
"В дубовый глядя потолок", крышка гроба изнутри - последний потолок, на который любоваться и любоваться... всему свой черед
Спасибки, Володь
стихо закольцовано через песню
в первом варианте ваще был не старик, а труп
"Вот труп выходит на дорогу...", но решил, что это уж слишком ужоснах
А вот так как раз всё и становится на свои места...
(и ужос тут ни при чем)
подумаю исчо, может верну
(тоже много подумав) Вот труп выходит на дорогу / мертвец выходит на дорогу
на Тверскую
ага. По Тверской-Ямской да по дороженьке
Соболезную, коллега...
Вот, Михалыч, историческая глубина заложена в твоей фамилии, а ты туда заглядываешь. На век, на два...
Спасибо отче.
(думает) Взять штоль фамилию Геродот?
так и у вас несколько сумбурно))
что нисколько не помешало "удачности"
ничего не сумбурно. фсё понятно. даже более чем. мне понравилось
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Закат, покидая веранду, задерживается на самоваре.
Но чай остыл или выпит; в блюдце с вареньем - муха.
И тяжелый шиньон очень к лицу Варваре
Андреевне, в профиль - особенно. Крахмальная блузка глухо
застегнута у подбородка. В кресле, с погасшей трубкой,
Вяльцев шуршит газетой с речью Недоброво.
У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой
ни-че-го.
Рояль чернеет в гостиной, прислушиваясь к овации
жестких листьев боярышника. Взятые наугад
аккорды студента Максимова будят в саду цикад,
и утки в прозрачном небе, в предчувствии авиации,
плывут в направленьи Германии. Лампа не зажжена,
и Дуня тайком в кабинете читает письмо от Никки.
Дурнушка, но как сложена! и так не похожа на
книги.
Поэтому Эрлих морщится, когда Карташев зовет
сразиться в картишки с ним, доктором и Пригожиным.
Легче прихлопнуть муху, чем отмахнуться от
мыслей о голой племяннице, спасающейся на кожаном
диване от комаров и от жары вообще.
Пригожин сдает, как ест, всем животом на столике.
Спросить, что ли, доктора о небольшом прыще?
Но стоит ли?
Душные летние сумерки, близорукое время дня,
пора, когда всякое целое теряет одну десятую.
"Вас в коломянковой паре можно принять за статую
в дальнем конце аллеи, Петр Ильич". "Меня?" -
смущается деланно Эрлих, протирая платком пенсне.
Но правда: близкое в сумерках сходится в чем-то с далью,
и Эрлих пытается вспомнить, сколько раз он имел Наталью
Федоровну во сне.
Но любит ли Вяльцева доктора? Деревья со всех сторон
липнут к распахнутым окнам усадьбы, как девки к парню.
У них и следует спрашивать, у ихних ворон и крон,
у вяза, проникшего в частности к Варваре Андреевне в спальню;
он единственный видит хозяйку в одних чулках.
Снаружи Дуня зовет купаться в вечернем озере.
Вскочить, опрокинув столик! Но трудно, когда в руках
все козыри.
И хор цикад нарастает по мере того, как число
звезд в саду увеличивается, и кажется ихним голосом.
Что - если в самом деле? "Куда меня занесло?" -
думает Эрлих, возясь в дощатом сортире с поясом.
До станции - тридцать верст; где-то петух поет.
Студент, расстегнув тужурку, упрекает министров в косности.
В провинции тоже никто никому не дает.
Как в космосе.
1993
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.