– Ну сколько можно, Господи,
ну сколько можно?
Зима, весна,
одни и те же рожи,
один и тот же снег на ту же почву,
на ту же музыку пишу
всё ту же строчку вплоть до того –
вот выпусти из клети,
смотри на всё,
что есть на этом свете –
ан нет –
из клетки вылезу едва ли –
на всех дорогах ждут
всё те же грабли,
всё те же люди маются всё так же,
кресты свои нося
от блажи к блажи
и камни на горы закатывают те же
и роют меж собой всё те же межи
и строят изнутри всё те же стены,
их беды-радости везде обыкновенны
Стада их душ
все на корму подножном
Доколе, Господи,
терпеть всё это можно?
– А сколько нужно, Перьев,
сколько нужно
Сей мир обмерив вглубь
в масштабах лужи,
уж мир иной
почувствуешь подавно
бескрайним
необъятным
океаном
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
