Подмёрзла жизнь, как черенок.
Нездешняя, необжитая.
Декабрь уходит из-под ног,
Слетающийся снег шатая -
И он качается, дразнясь,
В углу какой-нибудь чужбины,
Где с миром полная несвязь,
А с Господом - до половины.
В сугробы молча, как вдова,
Вмерзает сгорбленная дача.
Сквозь лица сыплются слова -
Беззвучно, ничего не знача.
Бреду не к тем, не в том, не в то -
Делиться страхом и ночлегом.
И тело прячется в пальто,
Прикидываясь человеком.
--
чьи судьбы в земле смерзались,
себя забывая в ней?
где дереву - цвет и завязь,
костям не пустить корней.
таких не хранит ложбина,
дроздовый - не ждёт - галдёж.
сосна, говорят? рябина?
да разве теперь найдёшь.
Стих хороший, цельный, вроде бы и присутствует ощущение вторичности, но оно уместное, скорее из разряда единого звучания, так тоже бывает)
На мой взгляд, довольно странно было бы писать о Серебряном веке, не основываясь на нем. Тем более, что здесь довольно сильная завязка на персону и ситуацию.
Безумно понравилось!!!
Спасибо, Розка
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей
и обеими руками обнимал моих друзей —
Водяного с Черепахой, щуря детские глаза.
Над ушами и носами пролетали небеса.
Можно лечь на синий воздух и почти что полететь,
на бескрайние просторы влажным взором посмотреть:
лес налево, луг направо, лесовозы, трактора.
Вот бродяги-работяги поправляются с утра.
Вот с корзинами маячат бабки, дети — грибники.
Моют хмурые ребята мотоциклы у реки.
Можно лечь на теплый ветер и подумать-полежать:
может, правда нам отсюда никуда не уезжать?
А иначе даром, что ли, желторотый дуралей —
я на крыше паровоза ехал в город Уфалей!
И на каждом на вагоне, волей вольною пьяна,
«Приму» ехала курила вся свердловская шпана.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.