Прощай.
Это лето для нас двоих стало тесным.
И молний блики, и грозы за нас решают.
Жаль.
Прощай.
Эти ночи за дымом прочь, эта память закровоточит, и хочется убежать.
На полной, в полночь, жать.
Не рассказывай звёздам снов из страны, где своей любовью выдумывала нам рай.
И стаю птиц провожая за облака мою руку твоя рука не найдёт.
И засеребрится капелька слеза.
Это небо для нас двоих стало серым.
И с птичьим криком уносится за ветрами боль.
С тобой серебром перелётных стай, отголоском немой печали остаётся моя любовь.
Последняя...
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.