Вау!!! Какой ракурс! "статус-кво" "выпадает", вроде.
Наташа, спасибо. Ракурс остался, но смыслов, в процессе написания и лёгкой доводки, потеряно несколькО. С тоской в сердце оставил оптимальный, похоронив остальные как слепых котят(
глыбок. )()))))(
А то)
мыслью
Владимир, а как Вы понимаете выражение Русский Бог? Про дьявола я, кажется, понял, он иностранный. Но что или кто для Вас Русский Бог? Мне, честно говоря, это выражение кажется странным. И дело не в Вяземском (Бог с ним), мне непонятно изначальное значение. Народ-богоносец Достоевского? Но ведь Достоевский имел в виду Бога не узконационального, а творца вселенной и всех человеков. Или под Русским Богом подразумевается народный дух, национальное самосознание?
Ну не знаю, Сергей. Я же написал в стишке: суровый, заскорузлый мужик. Стоит за штурвалом. С ним непросто попервой, но верно.. Так как-то. Если Вас Достоевский интересует, то он никогда не имел в виду Бога. Ни о узконациональном, ни в полинациональном смысле. С чего Вы взяли? Может с Иоанном Златоустом путаете? Фёдор Михайлович говорил исключительно о том, что знал: о человеке, преимущественно русском человеке. Народ-богоносец? Это здорово сказано. Почитайте "Братья Карамазовы", особенно про Смердякова. Мне долго обьяснять(
Достоевского с Иоанном Златоустом путать не могу по той простой причине, что (к своему стыду, конечно) не читал труды этого святого. Но Достоевского читал, поэтому Вы меня удивили, говоря, что Достоевской не писал о Боге. К чему далеко за примерами ходить? Легенда о великом инквизиторе из "Братьев Карамазовых", где действующее лицо Христос.
При чём здесь действующее лицо, Сергей? "Инквизитор" - притча, в которой говорится о чём угодно (о христианской свободе воли например), но вовсе не о Боге. На самом деле, чтобы говорить о Боге, задействовать в качестве ЛГ Иисуса вовсе необязательно. Достаточно рассказать притчу о сеятеле. Не находите?
Владимир, то что Достоевский - православный писатель, для которого Бог и религия занимали центральное место в творчестве общеизвестно. Спорить с этим также нелепо, как утверждать то, что Маяковский не был коммунистом. Даже в часто цитируемой фразе из тех же Карамазовых говорится не просто о слезинке ребенка, а о слезинке ребенка, который молится боженьке.
"Если Бога нет, то все будет дозволено, буквально все - от эгоизма до злодейства, и не только дозволено, но и признано самым разумным исходом"
"Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного"
"Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всём заблудимся"
Cергей, мы немного о разном говорим. Вот Вы Маяковского вспомнили, который не будучи православным писателем, вполне определённо говорил о Боге. Тонны мути, конкретно о Боге, написаны Лео Такселем, Ем. Ярославскими и даже Демьяном Бедным. У Достоевского же, в отличии от всех этих уважаемых исследователей божественной природы, центральное место в творчестве Бог, повторюсь, не занимал никогда (чёрт был и не раз). Место это занимали люди, всегда. Да, они молятся, в Бога веруют, или нет, говорят о совести без Бога, об авторитете Христа, без которого заблудиться можно, о вседозволенности и злодействе без него же.
Всё это и является прямым признаком богопричастности русского народа. Последнее надо либо воспринимать, либо нет. Ведь сомнению не подвергается богопричастность народа иудейского. Там Тора и Библия, у нас - Достоевский, что тоже нехило)
Что касается писателей-атеистов, то атеист всерьез о Боге писать не может. Иначе, если будет писать о Боге, как о реальном существе, то перестанет быть атеистом. Атеист пишет (как он считает) о мифе, который надо развенчать. Поэтому если говорить именно о Боге, а не о мифе или метафоре, работы атеистов не представляют интереса.
Достоевский, конечно, не был богословом, теологом, как блаженный Августин, Иоанн Златоуст или Фома Аквинский, не писал о свойствах Бога, о тайне Святой Троицы, о природе Христа. Хотя богословские вопросы он задевал, например, критиковал католиков за догмат о непогрешимости папы, но он был в первую очередь писателем, сочинителем художественных произведений.
Главным героем для Достоевского, человеком, которым он восхищался, был Иисус Христос. И хотя, некоторые сомнения и колебания, возможно, были и у Достоевского (вспомните рассуждения о том, если бы Христос не был Истиной), он верил, что Христос – есть Истина, что люди (а русские люди в особенности) носят в себе Христа. И все беды происходят от потери образа Божьего. Если человек теряет Бога, он становится либо моральным уродом, как Смердяков, либо сходит с ума, как Иван Карамазов, либо совершает преступление, как Раскольников. И наоборот, возрождение Раскольникова, как личности, стало возможным только после раскаяния и возвращения к Богу. Поэтому я и утверждаю, что Бог занимает центральное место у Достоевского, хотя явно Ф. М. о Божестве не пишет. С одной стороны светлые, стремящиеся к Богу люди (старец Зосима, Алеша Карамазов), с другой - законченные мерзавцы (Смердяков, Лужин). Ну и посредине несчастные, одержимые своими страстями или гордыней. Кто-то из них, как Раскольников переходит на "светлую сторону" или, как близок к этому. Кто-то гибнет, как Свидригайлов. В общем, борьба добра со злом, Бога с дьяволом. Конечно, я несколько вольно изобразил картину. Понятно, что четкой грани между хорошими и плохими людьми нет. И лучшие люди несовершенны, совершенен только Бог.
Библия не там, не в Иудее, она везде и для всех. Какая разница откуда она пришла? Если бы богопричастными были не древние евреи, а эскимосы, что бы это изменило? По большому счету ничего. Кстати, Достоевский считал Библию величайшей из книг. Особенно от любил Евангелие и Книгу Иова.
Ну, таки, в принципе да. Хорошо сказали. Я был уверен в том, что когда Вы спрашивали моё мнение, ещё больше хотели высказать своё. Я рад что дал Вам такой повод)
Ну, цели такой чтоб высказаться не было. Я ведь о Достоевском сначала вскользь упомянул)
Просто писатель любимый с детства, а вернее со старших классов школы.
Такая же история)
Такая же история)
Скажем так: русский Бог в человеке - это всё то, что презирал Смердяков.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела!
Ни объятья невозможны, ни измена.
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро - лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела -
все равно что дранку требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я - не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
март 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.