И я в том кораблике, с буковкой каждой
в словах, что застыли на теле бумажном,
тону, захлебнувшись никчемностью жизни,
солдатом не стойким, совсем не отважным,
и чувствую холод угаснувших мыслей.
Так стыло на дне, водянисто и страшно...
)
только каждый тонет в своем кораблике. как ни крутись.
(
но иногда, как в случае моего ЛГ, тонет уже труп. лишь эманация чувств плещется на дне. вместе с крысами. но последние скоро уйдут. Это непреложно.
Я не так написала? Или не так, поняла, наверное...
Просто зашла на бумажный кораблик и всё представила... Извини.
слушай, ну почему не так? )
как представляем, так и пишем. я написал ПРО свое представление - про то, о чем я думал, когда писал.
Ну да, всё так. Ты так, я по-своему. Пусть будет...
конечно
Замечательный.)
тонущий! )
Кораблик размок, у кораблика течь,
кораблик не смог пассажира сберечь.
Но в этот момент не случилась беда -
ведь с неба упал на штурвал капитан.
И тут же проснулся дневальный матрос,
он яблочный спас пассажиру принёс.
Потом на троих соли выжрали пуд -
и волны от них в рассыпную бегут.
)
с неба дождь из капитанов
мне засыпал весь штурвал.
из лягушек ждал я. странно!
капитаны наповал
посшибали всех матросов
и попадали за борт.
даже я, такой философ,
озадаченно ем торт...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Обступает меня тишина,
предприятие смерти дочернее.
Мысль моя, тишиной внушена,
порывается в небо вечернее.
В небе отзвука ищет она
и находит. И пишет губерния.
Караоке и лондонский паб
мне вечернее небо навеяло,
где за стойкой услужливый краб
виски с пивом мешает, как велено.
Мистер Кокни кричит, что озяб.
В зеркалах отражается дерево.
Миссис Кокни, жеманясь чуть-чуть,
к микрофону выходит на подиум,
подставляя колени и грудь
популярным, как виски, мелодиям,
норовит наготою сверкнуть
в подражании дивам юродивом
и поёт. Как умеет поёт.
Никому не жена, не метафора.
Жара, шороху, жизни даёт,
безнадежно от такта отстав она.
Или это мелодия врёт,
мстит за рано погибшего автора?
Ты развей моё горе, развей,
успокой Аполлона Есенина.
Так далёко не ходит сабвей,
это к северу, если от севера,
это можно представить живей,
спиртом спирт запивая рассеяно.
Это западных веяний чад,
год отмены катушек кассетами,
это пение наших девчат,
пэтэушниц Заставы и Сетуни.
Так майлав и гудбай горячат,
что гасить и не думают свет они.
Это всё караоке одне.
Очи карие. Вечером карие.
Утром серые с чёрным на дне.
Это сердце моё пролетарии
микрофоном зажмут в тишине,
беспардонны в любом полушарии.
Залечи мою боль, залечи.
Ровно в полночь и той же отравою.
Это белой горячки грачи
прилетели за русскою славою,
многим в левую вложат ключи,
а Модесту Саврасову — в правую.
Отступает ни с чем тишина.
Паб закрылся. Кемарит губерния.
И становится в небе слышна
песня чистая и колыбельная.
Нам сулит воскресенье она,
и теперь уже без погребения.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.