твержу тебя, но время терпеливее и тверже
и отмирает память о тебе подобно коже
лицо твое пылает как лицо при скарлатине
душа твоя расправлена как бабочка в витрине
любовь твоя как утомление неизлечима
все остальное далеко, почти неразличимо
как синий целлофановый пакет в лазурной бездне
непредсказуемо и заурядно как мгновенье
непримечательно, как мы, слагающие песни
про листья да цветы да птичье пенье
По-моему: автор утвердил себя уже в первой строке - твёрже некуда
«Циркулирующий» - движущийся по кругу, возвращающийся. Потому «твержу», то есть, всё время повторяю «пейзаж», возвращаюсь к нему - здесь можно увидеть аллюзию со знаменитым Пастернаковским
« В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
как трагик в провинции драму Шекспирову,
носил я с собою и знал назубок,
шатался по городу и репетировал».
Хороша ИГРА словами «ТВЕРЖУ тебя» – пытаюсь запомнить, смягчить неумолимое время, но оно «ТВЁРЖЕ и терпеливее», то есть, все менее ясно вижу вновь и вновь яркий, возвращающийся пейзаж.
Но, так болезненно это воспоминание, что все почти сравнения связаны с реальными болезнями напрямую:
отмирающая кожа, скарлатина, распятая в витрине бабочка, неизлечимое утомление.
Однако, странно, - воспоминание притягательно (и даже, может быть, сладко), именно этой болезненной яркостью. И ничего более не вспоминается, кроме «лазурной бездны» (снова яркая краска – лазурь небесная ), нужно прижмуриться, сильно напрячь зрение (память), чтобы увидеть на её фоне прозрачный, синий, летящий пакет, а полиэтиленовый пакет – точный символ бытовых и прочих обыденных, несущественных мелочей, которые, собственно, и составляют «жизнь без», сотканную из непредсказуемых и заурядных мгновений, подобных нам самим (мы сами тоже эти мгновения – говорит автор) и нашим простым песенкам.
Тема: жизнь, память, значимость и ощущение себя в потоке времени.
Сюжет: доминантное воспоминание о любви.
Чувства: боль (сладкая?) потери яркого, чудесного прошлого.
Размышления: скорее, намёк на философское обобщение о преходящести, «непримечательности» жизни отдельного человека, сочинительства «песен
про листья да цветы да птичье пенье», то есть, лирики (почти определение), такой же, примерно, как и этот, вот, стих (обращение стиха на себя!!! ).
Жанр: лёгкая элегия.
Стиль: слегка эстетский, ибо,
как бы, немного «не для всех», требует усилия, чтобы вникнуть в художественную «игру» автора,
вспоминается, почему-то, переводной (с английского?) верлибр,
есть авторская запись без пауз,
есть некоторая искусственность (эстетство) стиха, нарочито подчёркиваемая термином «циркулирующий» в названии, а также и нарочным приёмом – повторами «тебя», «твое» и т. д. и простой конструкции «как…». В «листе», даже, было замечание, мол, слишком много «каков». По-моему, это можно видеть недостатком, но можно и достоинством (я склонна ко второму). Возникает даже подозрение, что стих инспирирован не личным переживанием автора, а, может быть, фильмом, картиной, рассказом…
Образы (сравнения): обоснованны и согласованны, довольно оригинальны.
Форма (ритмика, рифмовка): твёрдая, намеренно простая, но, зато, лёгкая, музыкальная, оригинальная, однако, в записи важно разделение на три ритмические части, не учитывая этого разделения, можно сбиться с ритма и (или) с созвучности рифмовки.
В целом стих тронул, хотя тема и сюжет не редки, приятно удивил художественной игрой, укрепил мой интерес к автору.
Это хорошее стихо, короче.:))
5
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.