девушка с грацией кошки.
чёлка цвета ликёра «Моцарт», в коже тона топленного-молока, с глазами в бликах сияния
на 125-й стрит, на простынях цвета лазури.
ей не хватает только тебя, претит чужое внимание.
как ей сегодня жарко! Манхэттен-тот же Париж. нет, есть, конечно же, разница в языке и в самой культуре.
но... кофе в Париже не лучше. не пахнет иначе страх. бурлит океан, сжимаясь на горле кольцом расстояний.
я за тебя боюсь.
и тебя лишь впускаю в молитвы. и твои целую ладони.
сгрызают тревог термиты все полки душевных квартир,
разодранных в пух и прах. я так виновата, идиотка,
выкурив что-то с ментолом, прибираю заваленный стол,
и спешу к переходу, в метро. вхожу в турникета калитку...
сотни лиц и стаканчики с кофе.
саксофонист с обезьянкой.
в жару
и в чёрном пальто?
то ли холодно самому
иль
душе его африканской,
а ты сидишь прямо напротив.
ТЫ,снова ты,и страх.
а вдруг?
ты сказал вчера о пред-чувствии горя странном,
с мига того откровения, я сто часов не живу.
так, присутствую только тенью, греясь в стихотворениях.
а если случится худое?
хлопают двери метро. „бах“. и выстрелом... „бах“.
невнятно, на уровне стона.
остановка Seapshead Bay,
мы на Times Squear –( место пересечения Бродвея и седьмой авеню),
а я с тобой на губах.
и голова в тумане.
встреча с парою давних друзей.
вспомним «за старину»,
поговорим. Посмеёмся. фразы без окончаний.
но только как фильм черно-белый ты крутишься снова во мне. как там твоя работа? как трафик в твоей Москве?
кто-то меня отвлекает от мыслей и от тревог, кофе мне наливает. держит меня. не сдаётся,
а я по волнам испуга дельфином к тебе уплываю и никого не слышу.
... за мною ныряет солнце.
я вечерои в клуб."Cotton".Пристижно. послушать джаз.
мою колыхать вину? И слать поцелуй Королю.
Нет никакой за мной вины, давай переделаем нас.
Не разбивай своё сердца. Я звук и тут уловлю.
Выпить что ли текилы с солью слёз и розовым перцем...
опять домой. наконец.
я задыхаюсь как в крупе.
сжалься. подкинь мне словцо, как клоун в печальном цирке.
жонглируй, слёзы излей, разрисовав лицо,
и наши сомкнутся души на реальном стыке счастья.
мужчина моей любви, как засланный казачок,
в котором плакал без слёз
мною истерзанный мальчик
дай, стану тебя целовать, прижавшись к плечу-плечом.
взлетят парашюты любви..
…...пушистой, как одуванчик.
Еще далёко мне до патриарха,
Еще не время, заявляясь в гости,
Пугать подростков выморочным басом:
"Давно ль я на руках тебя носил!"
Но в целом траектория движенья,
Берущего начало у дверей
Роддома имени Грауэрмана,
Сквозь анфиладу прочих помещений,
Которые впотьмах я проходил,
Нашаривая тайный выключатель,
Чтоб светом озарить свое хозяйство,
Становится ясна.
Вот мое детство
Размахивает музыкальной папкой,
В пинг-понг играет отрочество, юность
Витийствует, а молодость моя,
Любимая, как детство, потеряла
Счет легким километрам дивных странствий.
Вот годы, прожитые в четырех
Стенах московского алкоголизма.
Сидели, пили, пели хоровую -
Река, разлука, мать-сыра земля.
Но ты зеваешь: "Мол, у этой песни
Припев какой-то скучный..." - Почему?
Совсем не скучный, он традиционный.
Вдоль вереницы зданий станционных
С дурашливым щенком на поводке
Под зонтиком в пальто демисезонных
Мы вышли наконец к Москва-реке.
Вот здесь и поживем. Совсем пустая
Профессорская дача в шесть окон.
Крапивница, капризно приседая,
Пропархивает наискось балкон.
А завтра из ведра возле колодца
Уже оцепенелая вода
Обрушится к ногам и обернется
Цилиндром изумительного льда.
А послезавтра изгородь, дрова,
Террасу заштрихует дождик частый.
Под старым рукомойником трава
Заляпана зубною пастой.
Нет-нет, да и проглянет синева,
И песня не кончается.
В пpипеве
Мы движемся к суровой переправе.
Смеркается. Сквозит, как на плацу.
Взмывают чайки с оголенной суши.
Живая речь уходит в хрипотцу
Грамзаписи. Щенок развесил уши -
His master’s voice.
Беда не велика.
Поговорим, покурим, выпьем чаю.
Пора ложиться. Мне, наверняка,
Опять приснится хмурая, большая,
Наверное, великая река.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
