Прощаюсь тяжело, мучительно и долго,
ниспосланный в толпу, украдкой со щеки
слезу смахнув, любовью, радостью и долгом
живу, и творчеством души, ума, руки.
И все ж любая моя рукопись исчезнет,
пожухнет ткань бумаги, кровь чернил
сойдет на нет, и пафос и помпезность
амбиций авторских и вымышленный мир
уйдет в небытие, в холодное ничто, откуда
я извлекал его усердно. Времени огонь
оближет и очистит, словно грязную посуду
мой переплет, и правую рабочую ладонь
мою сожрет вначале. После, как ни бейся,
истлею сам. Лишь мысль, что трогает висок,
останется моя. И потому я отходную песню
слагаю каждый раз, придумав пару строк.
И вот согласно лично сочиненной драме,
избитый жизнью, но ее нисколько не кляня,
иду покорно к бениной старушке-маме,
туда, где ждут все те, кого послали до меня.
Я выпил газированной воды
под башней Белорусского вокзала
и оглянулся, думая куды
отсюда бросить кости. Вылезала
из-за домов набрякшая листва.
Из метрополитеновского горла
сквозь турникеты масса естества,
как черный фарш из мясорубки, перла.
Чугунного Максимыча спина
маячила, жужжало мото - вело,
неслись такси, грузинская шпана
вцепившись в розы, бешено ревела.
Из-за угла несло нашатырем,
лаврентием и средствами от зуда.
И я был чужд себе и четырем
возможным направлениям отсюда.
Красавица уехала.
Ни слез,
ни мыслей, настигающих подругу.
Огни, столпотворение колес,
пригодных лишь к движению по кругу.
18 июля 1968, Москва
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
