Прощаюсь тяжело, мучительно и долго,
ниспосланный в толпу, украдкой со щеки
слезу смахнув, любовью, радостью и долгом
живу, и творчеством души, ума, руки.
И все ж любая моя рукопись исчезнет,
пожухнет ткань бумаги, кровь чернил
сойдет на нет, и пафос и помпезность
амбиций авторских и вымышленный мир
уйдет в небытие, в холодное ничто, откуда
я извлекал его усердно. Времени огонь
оближет и очистит, словно грязную посуду
мой переплет, и правую рабочую ладонь
мою сожрет вначале. После, как ни бейся,
истлею сам. Лишь мысль, что трогает висок,
останется моя. И потому я отходную песню
слагаю каждый раз, придумав пару строк.
И вот согласно лично сочиненной драме,
избитый жизнью, но ее нисколько не кляня,
иду покорно к бениной старушке-маме,
туда, где ждут все те, кого послали до меня.
