Вернешься на места любви, и что же?
Панельный дом сереет от забот.
Ни битого стекла под кожей,
Ни страха, обжигавшего живот.
Невзрачный дворик, жадный до улыбок,
Где мама обнимает малыша.
Прохожие, похожие на рыбок,
В обветренных проходах мельтешат...
Я словно узник, вышедший на волю,
Все виды пыток выучив на "пять".
Я не люблю тебя. Чего же боле?
К чему теперь о боли вспоминать.
Ход мысли нормальный, но стих меня разочаровал в итоге)))
Это салфетка неправильная была!) А стих хороший. Завтра ещё перечитай)). Хороший!
Можно немного доработать, когда отлежится, но может и не надо. Ты только не удаляй его, хорошо?)
Понятно теперь, что ты писала на салфеточке))) в ист-буфете.
А у меня как раз есть фотка этого момента (правда не очень хорошего качества - я не о тебе, а о качестве моего горе-фотоаппарата)))))
Могу поставить на своей страничке, ты глянь, а я потом уберу. если хочешь)
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.