Вначале запах мокрых сосен -
он всех встречает у ворот.
Комочки галок и ворон,
рыжеющих иголок просо…
Калитка, вход.
Щедр сосновый воздух:
всего-то несколько вдохов –
и ты готов
к чуду, встрече, удару,
и они бьют напару:
одесную церковь - ошую Волхов,
горизонталь воды – холм плюс летящий храм,
глади речной тире – и восклицательный знак
белой апсиды.
С берега скромные виды:
серого мулине безграничье,
Ильмень статичный,
и на плечах его до горизонта
гладкий платок - Волхов.
Место Перуново просто:
церкви белёной остров
на поставце поляны.
Где идол стоял деревянный -
каменный страж с крестом,
белый молельный дом.
Глыба истории, скромный свидетель
века двенадцатого. В узкой клети
место для аналоя выделено едва.
От древности кружится голова.
Гулких шагов колокола.
Церковь из первых.
Дожила.
ДЕТИНЕЦ
...........................Познал я всё, и сокровенное и явное,
.............................ибо научила меня Премудрость, художница всего.
......................................Книга Премудрости Соломона, гл.7
И ров, и стены – всё кричит,
трава ли, башен кирпичи -
всё об истории твердит -
о той,
свободой налитой…
Нов-город – путь, которым мы
могли б идти, но хватка тьмы
сильней, чем воздух речи
Новгородского вече.
Софии свет, Софии зов
сквозь острый звон колоколов...
Премудрость как мотив мольбы
сменилась куражом борьбы.
Премудрость – только ли в церквах
твой скит и плен, твой узкий шлях?..
Начальный к мудрости порыв
оставлен, в грунт веков зарыт -
воспрянет снова ли когда?
София, где твоя вода…
Издалека не столько собор,
сколько сбор
воинов: плотно, плечо к плечу,
словно ровняясь по одному лучу,
встали, их древнерусские шлемы
куполами кажутся над стенами -
войско духовной брани,
краеугольные камни
веры новой, той византийской гостьи,
что сердце всё без остатка просит
в своё владение.
А Кремль - её обрамление,
крепостью встал над святыней,
силой вокруг Софии.
СПАС НА ИЛЬИНЕ
Вот, хоть клади ладонь – рядом
стена эта с бровками и поребриком,
белым цветет немеркнущим райским садом,
плывёт над землёй полуденным облаком,
смехом узоров расшита, будто фата невестина,
кукольная почти – а такая известная,
что вмерзаешь в траву, увидев. Однако
двери закрыты до лета – и сколько бы ты ни плакал,
заперты словно на век, будто насмерть, крепко.
Так вот стоишь, а внутри где-то фрески
Феофана Грека.
ЯРОСЛАВОВО ДВОРИЩЕ
И куда ни отводишь взгляд -
белокаменные звенят
голосами своими древними
и кресты парят над деревьями.
Шутка ли –
двенадцатый век,
пятнадцатый век...
Плотно губы дверей сжаты,
скрыты от глаз нетопленные палаты
холодных всегда церквей,
крашеных в цвет невечернего света.
Богослужений не имут:
столько столетий мимо…
Вот и звенят упрямо
сомкнутыми своими ртами
«благословенно царство»,
звуком глухим оглашая двор -
вечный нетленный хор.
