Утонет сонная молва
о лете в обмелевших реках.
И я впишу в твой сон слова
дыханием на сонных веках.
Кибитка катит, в пыль и даль,-
Мы все паяцы и скитальцы.
Моей девятой сути таль
струится временем сквозь пальцы.
В раю опять переучет.
Спит старый сторож на крылечке.
А осень в листьях день печет,
пригревшись у кленовой печки.
И не истлеют угольки
наивной святости по Босху,
пока сумятица строки
струится раскаленным воском,
пока прочувствовать спешим,
избыток страстности оплошной,
пока не кажется смешным -
кормить ветра словесной крошкой…
По перепонкам спящих крыш,
По тонким венам водостока
забарабанит дождь-слепыш,
рожденный тучами до срока.
Набор осенней голыдьбы:
листовки, горечь, охра, камедь.
Тоска, на линии судьбы,
завяжет узелок на память.
Природный слайд первооснов -
сентябрь верит в цвет и слякоть…
Как выучить молитвослов,
Когда мы разучились плакать?
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
