Я жил и живу в месте, которое так и называется – место.
Оно могло раньше зваться деревней, поселком, городом,
но так и осталось местом. Оно и теперь называется так же. Под воротом
холодок свербит, когда мимо тех же старушек ставлю ботинки веско
как тогда, когда жил и живу в этом месте, которое было всегда им.
Оно сразу стало таким, все говорили: вот повезло им –
они стали жить в месте, где… место становится местом.
Там время – есть время, кисло – есть кисло, а пресно – пресно.
Там интересно,
там – Место…
Я живу в том времени, которому одно название – наше время.
Оно немножко мне жмет, а у меня для него – запах мышей и сыра.
Время сует мою шею в ремень, и пока нащупывает острый кремень,
чтобы увековечить место мое, я успеваю сменить квартиру.
Ты обнимаешь кого-то и за спиною видишь, какую-то малую часть коллектива, –
люди так делают, чтобы увидеть за спинами тень диссонансного когнитива.
Времени нет там, верней оно есть, но его закрывающая перспектива
становиться местом, обычным местом, что-то вроде морского залива.
И когда уже сам близок к тому, чтобы стать каким-нибудь
местом, думаешь не столько о запахе времени, сколько о хитростях перспективы,
и что перспективы – чаще всего лишь ретроспективы.
Но об этом тогда не расскажешь не только кому-нибудь,
но вообще никому…
