В границах войны, лобызающей штык и гранату,
И взявшей людей на крючки, на смертельный буксир,
Домишко стоит кособокий и манит лампадой,
Прохожему в горе давая надежду на мир.
В проёме за тусклым стекольцем миряне не тужат –
Беседу ведут (вместо ужина) мама и сын.
Во рту размокает сухая дебелая груша,
Рука вылепляет в игрушку свечной парафин,
К студеной лежанке печи прислонясь неуклюже,
И взглядом буравя когда-то молочный кувшин,
Мальчонка кумекал вопрос, хмуря брови натужно.
Поскреб громко нос, повздыхал и у мамы спросил:
«Что есть красота? Всем одна? И бывает ли в жизни?».
Не в силах от гордости спрятать счастливой слезы,
Забыв на мгновенье нелегкую долю отчизны,
Ответила мать: «Виноделу нет краше лозы,
Набухшей плодами в цвет зорь, янтаря, лазурита.
КрасОты для юркой крылатой большой стрекозы -
Болота лесные, крестьянину - жирное жито
А пахарю ровность, проложенной им, борозды.
Для каждого лик красота кажет скромно и штучно,
Учись распознать его в нужный чуть трепетный миг -
Лицо благозрачное формы заветной - зыбучей,
Не важно какой, но ты вскрикнешь тогда: «Я постиг!»
Замолкла рассказчица, вся обратившися в уши.
Послышался выговор фрицев, затворов щелчки,
Под окнами шаг – сорвались прямо в пятки их души:
«Ховайся! Скорее же, в сени! Родимый, беги!»
Вошли гости без разрешения и по-хозяйски
Ворочать пошли по кастрюлям, но снеди в них нет.
На женщину бросились, (в шутку ль?) назвали лентяйкой,
Пошпрехали быстро, а дальше, как будто во сне
Мальчонка увидел: толкнули на пол его маму,
Прокуренно ржали их рты, когда черный ремень
Ефрейтора-главного сполз, ну а после же хламом
Бесформенной кучею форма, и вслед набекрень
Фуражка легла, замаячила плотская похоть.
Мальчишка недоброе в страхе смекнул и рукой
Схватил, что попалось: Сейчас я всем разом и чохом
Вам выдам затрещин и бошки снесу с плеч долой!
Укрытье нехитрое с видом героя победным
Покинул, горланя «УРА», и направился в бой,
(Взаправду! По-взрослому!) Смелый, решительный, бедный
Бежал мальчуган на врага, но курок роковой
Уже был взведен и осколок в ладони бесцветный
Не смог он воткнуть ни в кого, в миг крючок спусковой
Нажали фашисты, и мальчик обмякший и бледный
Услышал, как мама забилась, зашлася на вой.
Как к суке под бок, опустился щенком к ней он верным,
Всю боль терпеливо сжимая железно в зубах,
В глаза заглянул, взял за руку, осколком по венам
Черкнул и зарылся в её золотых волосах.
Прижался своим остывающим маленьким телом
К чуть теплому тоже, родному, прощаясь на век…
А стая с ефрейтором лишь исступлённо смотрела
На море налитое кровью двух маленьких рек.
Смотрели и слушали шепот на мамино ушко.
Едва шевелившийся детский в агонии рот
Рассказывал тихо о том, как прекрасны веснушки
На милых щеках… «Красота, мама, - это любовь».
Осень
выгоняет меня из парка,
сучит жидкую озимь
и плетется за мной по пятам,
ударяется оземь
шелудивым листом
и, как Парка,
оплетает меня по рукам и портам
паутиной дождя;
в небе прячется прялка
кисеи этой жалкой,
и там
гром гремит,
как в руке пацана пробежавшего палка
по чугунным цветам.
Аполлон, отними
у меня свою лиру, оставь мне ограду
и внемли мне вельми
благосклонно: гармонию струн
заменяю - прими -
неспособностью прутьев к разладу,
превращая твое до-ре-ми
в громовую руладу,
как хороший Перун.
Полно петь о любви,
пой об осени, старое горло!
Лишь она своей шатер распростерла
над тобою, струя
ледяные свои
бороздящие суглинок сверла,
пой же их и криви
лысым теменем их острия;
налетай и трави
свою дичь, оголтелая свора!
Я добыча твоя.
1971
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
