Я – нежная, слабая девочка, так тебе, милый хочется. Так тебе, бедный, колется об мой кактусовый характер, лакмусовый настрой.
Нас строить каждому проще простого: от женатого до холостого. Будь паинькой, заинькой, лапушкой, но не пышкой, по необходимости серой мышкой на каблуках с загорелыми ляжками, подносом со спажками, эротическими сапожками и туда-сюда вперед-назад ножками. Не греми ложками – я работаю.
Бот – are you? Нет, скорее, баба. Такую тебе не надо? Ограничиваю себя в шоколаде – диета, будь она не ладна! Все это стадно.
Все это стыдно. Разве вам мужикам не видно, что нам зачастую обидно? Только правила, правила, правила. Сама тебе эту привычку привила, правильно… А как же либидо? Хочешь в ванную беде? Вот сейчас прямо и быть беде... А я хочу красивое бельё. Денег нет? Как всегда, ё-моё! Отношений сладкий мёд…
Ироды! И роды-то на нас и моды, и сборка комодов, потому что вам не понятно сразу что и куда. Занятно, не правда ли? По-быстрому вечером дали - и хорошо. Сами продуктов натаскали – еще лучше. Вари борщ погуще, нарисуй глаза тушью и сиди тихо в людской гуще. И принеси-ка мне к пиву кешью.
Не хочу быть вещью! Вот и вещаю. Слушай! Да ты не отвлекайся, кушай-кушай…
Лампочка перегорела, когда вкрутишь? Сама справлюсь? Крут, ишь! И зачем мне мужик? Ты - то бишь.
Крик. Ты на работу в миг - вжик. С такой бы охоткой со мной в кино, на которое все только «но» и «ну». Я свою линию гну, потому что терять мне по сути нечего. Обеспеченность? Скорее, твою беспечность – честно.
Где твои носки недельной носки? Как пить дать под кроватью, несусь уже опрометью по нашей панельной клети, а вслед словесные плети: рубашку погладила? Дверную ручку приладила? С ТСЖ уладила? Удила куда дела? Как дела у детей?
Хватит с меня этих плетей!
Но ты продолжаешь: да что ты в политике понимаешь? Вес потихоньку снижаешь? Как это съезжаешь?! Ну ты скажешь, ха-ха! Развела, как лоха. Милая, это плохо. У меня ни продыха, ни вздоха, так что не надо таких подвохов. Нам в пятницу в гости к Вохе, купи что-нибудь его дохе. Да не городу, а дочке! Рассчитай, чтоб не дорого…
Точка? Не так-то легко её поставить, легче гвоздь самой забить. Выпивает? А ведь мог бы еще и бить…Лучше оттаять. Да и родной уже: нить, но связывает.
Вязы воют под напором ветра, и как назло шляпка помялась из фетра, и растянулись любимые гетры… А там гетеры в метро. Да и к тому же без меня ты не помоешь окно… Не уехать, не уйти – все к одному одно.
Долбанное тили-тесто. Мы опускаемся все ниже… Зато вместе! А это весомое «но». .Ну?
Ладно, останусь, что со мной станется? А со временем, глядишь, наладится.
Сама-то хороша: «но» и «ну», ну и ну... Так что никакого ТПРУУУ! На том свете, как все отдохну, когда сдохну.
Тихонечко охну: «Как романтично - вместе на самое дно…»
Давай, женщина-лошадка, НОООО!!!!!!!
Дорогая передача! Во субботу чуть не плача,
Вся Канатчикова Дача к телевизору рвалась.
Вместо, чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колят нам второй укол.
Уважаемый редактор! Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.
Мы кое в чем поднаторели — мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет.
А медикаментов груды — мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь! И вдруг Бермуды. Вот те раз, нельзя же так!
Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов!
Это их худые черти бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют, раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.
Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»
Мы ответим нашим чадам правду, им не все равно:
Удивительное рядом, но оно запрещено!
А вон дантист-надомник Рудик,у него приемник «Грюндиг»,
Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненьи жутком,
С растревоженным желудком и с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз.
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник — незакрытый пуп Земли.
«Что там было, как ты спасся?» — Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся и чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.
Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»
Разошелся, так и сыплет: «Треугольник будет выпит.
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»
Пусть безумная идея, не решайте сгоряча!
Отвечайте нам скорее через доку-главврача.
С уваженьем. Дата, подпись... Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь мы напишем в «Спортлото».
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
