Страна растасканных дорог
и волчьих зорь на косогорах.
Страна, где скорбным нищим бог
бредёт среди глухих заборов.
Необретённая страна.
Взгляд неотрывный, неподвижный.
Как далеко она видна,
страна отрёкшаяся трижды!
Страна непонятого зла,
безмолвия за пустяками,
где – день за днём, и так – веками:
рожают, мрут, горят дотла,
скрипят осями, свищут плетью,
торгуют соль степным путём,
«Татары!..» – верят три столетья...
И снова день бредёт за днём.
И вновь, змеясь и цепенея,
всепоглощающая страсть
не в силах взвиться и пропасть,
растёт, очами сатанея,
и птицей медленною реет
над степью в наволочи снов,
над крепью ненависти торной
в речах бескровных колдунов,
в своём язычестве упорных.
Где снова топот табунов
потянет смутою просторной,
и рубанут впохмел сплеча,
и по судьбу ускачут рано,
свища и веря сгоряча
разбойным выдумкам Степана
и манифестам Пугача.
Потом в реке кровавой пену
утянет в плёсы, и столбы
по косогорам знак судьбы
взнесут к заре, и, за измену
надсевшим воплем крикнут цену,
и под взвывания толпы,
ломая крылья об углы,
шипя ужом, ударит в стену
её бушующее тело
с обрубком вместо головы.
И вновь за днём проходит день,
и век в заборы смотрит сонно.
И вновь рассветом потаённым
летит бесшумно, словно тень,
и кличет солнце дикой речью,
вытягивая в шею крик.
Как сорок лет тому назад,
Сердцебиение при звуке
Шагов, и дом с окошком в сад,
Свеча и близорукий взгляд,
Не требующий ни поруки,
Ни клятвы. В городе звонят.
Светает. Дождь идет, и темный,
Намокший дикий виноград
К стене прижался, как бездомный,
Как сорок лет тому назад.
II
Как сорок лет тому назад,
Я вымок под дождем, я что-то
Забыл, мне что-то говорят,
Я виноват, тебя простят,
И поезд в десять пятьдесят
Выходит из-за поворота.
В одиннадцать конец всему,
Что будет сорок лет в грядущем
Тянуться поездом идущим
И окнами мелькать в дыму,
Всему, что ты без слов сказала,
Когда уже пошел состав.
И чья-то юность, у вокзала
От провожающих отстав,
Домой по лужам как попало
Плетется, прикусив рукав.
III
Хвала измерившим высоты
Небесных звезд и гор земных,
Глазам - за свет и слезы их!
Рукам, уставшим от работы,
За то, что ты, как два крыла,
Руками их не отвела!
Гортани и губам хвала
За то, что трудно мне поется,
Что голос мой и глух и груб,
Когда из глубины колодца
Наружу белый голубь рвется
И разбивает грудь о сруб!
Не белый голубь - только имя,
Живому слуху чуждый лад,
Звучащий крыльями твоими,
Как сорок лет тому назад.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
