Это гул беззвучной крови в жилах рек?
Это смех лучей на коже белых век?
Или, может, это стих и ветер слов
Катит резво по «железке» без углов?
- Кто милее, – крикну, – эхо или я?
Хохот краткий и от скал отпрыгнет: - Я!
-Ах, ты хитрое лесное существо!
Всех милее? Да, конечно! – Эхо: - Во!
Спорить с ним – что против ветра пыль кидать.
Лучше стану молча землю целовать.
Слушать, как рождает звуки тишина,
Как движением наполнена волна,
Меж деревьев мысью скачет по верхам,
Прячет звуки, начат нечет чудесам:
Глухо брякнет шишка в омут старых игл,
Шасть на свет – трава поднимется на выгон,
- «Хьют» и «хьют», – хихичет зяблик на заре,
- «Солнце встало!», – и зарянка в имбире.
Звуки прыгают, сминаются, живут
И, послушные чьему-то ведовству,
То растут, то опадают, то плывут.
Это эхо – несравненный переплут.
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
