Возможно, что небо сегодня останется точно таким, как вчера
и дворник Арсений Сергеевич будет все так же мести у подъезда,
и Клавдия встретится в том же плохом для хихиканья месте,
и все это в день изо дня будет перетекать, как игра.
И ты удивишься, включив на халате мотор,
мотаясь от мойки к дивану с газетой, держащей мое потускневшее тело:
как много игрушек – солдатиков, пупсиков в белом,
как мало игры нам оставил скупой Режиссер.
И все это в день изо дня будет перетекать, как игра.
И Клавдия встретится на светофоре под красный,
Сергеич, подъезд… и вдруг – ты все это увидишь немыслимо сразу.
И небо не сможет остаться сегодня таким, как вчера…
Боясь расплескать, проношу головную боль
в сером свете зимнего полдня вдоль
оловянной реки, уносящей грязь к океану,
разделившему нас с тем размахом, который глаз
убеждает в мелочных свойствах масс.
Как заметил гном великану.
В на попа поставленном царстве, где мощь крупиц
выражается дробью подметок и взглядом ниц,
испытующим прочность гравия в Новом Свете,
все, что помнит твердое тело pro
vita sua - чужого бедра тепло
да сухой букет на буфете.
Автостадо гремит; и глотает свой кислород,
схожий с локтем на вкус, углекислый рот;
свет лежит на зрачке, точно пыль на свечном огарке.
Голова болит, голова болит.
Ветер волосы шевелит
на больной голове моей в буром парке.
1974
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
