эта игра началась с красивого дома, красивого автобуса без водителя, красивой коробки и красивой подружки
(с)
на трамвайный путь выводи меня выводи
под противный визг завывай со мной завывай
на попытку жить поменяй меня поменяй
позабудь мотив
позабудь слова
позабудь меня
а когда всё случится река повернётся вспять
и во мне оживет воинственный стихофоб
пропитавшийся от макушки до самых пят
ожиданием неприятностей от тебя
и от каждого кто заявится со строфой
и тогда из реки появится недобог
покривляется изведется весь на гуашь
и цветами гламура вымарав мне любовь
он завалится на песочке на правый бок
пробормочет «ну что великий ужасный Бо
сколько душ ты за эту дёрганную отдашь?»
за меня не дадут ни грамма бессмертных душ
за меня и ошметков смертного не дадут
за меня не решат куда и зачем идти
только кто-то вручит диплом королевы дур
и обнимет попутчик верный мой - нервный тик
мои плечи глаза и область ненужных мышц
и скучающий ты возьмешь меня на слабо
в этом месте в припадке дохнет любое «мы»
в этом месте смеется долбанный недобог
и срываются крыши с чепчиками девиц
и у каждого дома пышно цветет жасмин
забирай мою душу верь в неё и давись
пусть река повернется вспять а улыбка вниз
аминь
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
