ты поворачиваешь ключ я завожу себя опять
и задвигаю чемодан былых ошибок под кровать
и вот танцую в блёстках снов машу покорно головой
ты подсыпаешь мне любовь в напиток с дьявольской травой
шкатулки музыкальной марш...такой похожий на танго
ты так талантлив в миражах как был в картинах смел Ван-Гог
я снова ключик поверну в своей распластанной груди
и гляну в чёрные глаза и...он подписан...мой вердикт
я больше не боюсь слова писать и прятать за щекой
я не прошу твоей любви и не верну тебе покой
наворочу...похохочу...срисую с прошлой муки боль
зажгу от ярости свечу...тебя озолочу собой
из-под кровати чемодан я достаю...в пыли и грусти
там пусто и горят огнём былых костров былые чувства
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
