и как меж террабайтов траффика мелькает вдруг суть вещей,
так однажды средь дикой африки, (не манили его вообще
ни глубины небесной выси, ни озёр чадящих жара)
накрыв парусиной лысину, обреченно шагал жираф.
нет, не как шагали из Гамельна с ощущеньем своей вины,
а как уходили в изгнание офицеры гражданской войны.
он шагал тяжело, невесело, утопая в песке пустынь,
а душа ничего не весила. говорили - оставь, остынь,
но шагал он, покинув родину, летом шагал и зимой,
а в газетах писали, что вроде он обошел уже шар земной.
вам покажется, что ж - безумие, и куда он сорвался - шут.
так на черных склонах везувия распускается парашют.
здесь не место бездушной логике, это глубже любых основ,
так вас мама целует в лобик и желает приятных снов,
тотчас же подкроватное чудище растворяется словно тень.
нелогичная вера в будущее, в новый солнечный день -
это то, что наверное в детстве мы ощущали как солнце, как
воздух. осень затем, естественно, оборвёт лепестки с цветка,
и уже на заводах ли, фабриках, в пыльных офисах ли - планктон.
Симонов и Сельвинский стоят, обнявшись,
смотрят на снег и на танковую колею.
– Костя, скажите, кто это бьет по нашим?
– Те, кого не добили, по нашим бьют.
Странная фотокамера у военкора,
вместо блокнота сжимает рука планшет.
– Мы в сорок третьем освободили город?
– Видите ли, Илья, выходит, что нет.
Ров Мариуполя с мирными — словно под Керчью.
И над Донбассом ночью светло как днем.
– Чем тут ответить, Илья, кроме строя речи?
– Огнем, — повторяет Сельвинский. —
Только огнем.
2022
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
