Нет такой глупости, которой бы не рукоплескали, и такого глупца, что не прослыл бы великим человеком, или великого человека, которого не обзывали бы кретином
кивают звёзды снисходя, полощут хвостики кометы в колодцах лунного дождя.
надежд утоплены приметы.
люблю тебя, хочу тебя и клею нежностью конверты.
вплетаю цветом в волоса цветы. нет, милый, пустоцветы.
пишу тебе рукой дрожащей, сплетаю голоса химер. в ушах их звон нерелевантный, а на комоде спит болванчик, такой усталый пионер, мой виртуальный, страстный мальчик.
бредёт душа моя боса, как очарованный гаучо, вслед за каретой отходящей прошедших ссор и настоящей,и очи ест обид роса, мой преданный и нежный Санчо.
мой Ангел над тоской парящий...
и разлетаются, как пух, надежд пернатые листочки. ах, сколько неизбывных мук.
и мух жужжанье в черной точке, скатившейся с холодных рук в замёрзшей без расцвета почке, мой самый наисмертельный друг.
мне, доморощенной Принцессе, вдруг стало грустным всё вокруг
слаба, не ела в детстве каши.
стоит на цыпочках разлук. над ней Судьба с мечом разящим. и циркуль боли чертит круг.
мой Ангел над тоской парящий..
я понавешу ордена всем нашим слёзным примиреньям. твоим растрепанным словам. и неприглаженным сомненьям. привычным, словно мятный чай с *ай,джан* айвовым янтарём – из сада райского вареньем.
читать Бодлера, петь под нос, все кляксы слов пустых стирая. и снова слёзы вместо Рая. буравит мозг один вопрос:
живём ли мы, раз умираем?
листать в жару ночей бессонных, рукой холодной старый сонник. закутаться в клетчатый плед и сесть на белый подоконник. пытать себя, до трели стона.
любить.
забыть.
не жить...
вопрос.
и снова жизнь, и снова кросс.
и отлетают времена пушком, что сбросил одуванчик - напёрсток счастья эфемерен в сравненьи с миром настоящим. прелестно щурится во сне, качнувшись в летний сон болванчик.
не сбрасывай же крылья, нет,
На окошке на фоне заката
дрянь какая-то жёлтым цвела.
В общежитии жиркомбината
некто Н., кроме прочих, жила.
И в легчайшем подпитье являясь,
я ей всякие розы дарил.
Раздеваясь, но не разуваясь,
несмешно о смешном говорил.
Трепетала надменная бровка,
матерок с алой губки слетал.
Говорить мне об этом неловко,
но я точно стихи ей читал.
Я читал ей о жизни поэта,
чётко к смерти поэта клоня.
И за это, за это, за это
эта Н. целовала меня.
Целовала меня и любила.
Разливала по кружкам вино.
О печальном смешно говорила.
Михалкова ценила кино.
Выходил я один на дорогу,
чуть шатаясь мотор тормозил.
Мимо кладбища, цирка, острога
вёз меня молчаливый дебил.
И грустил я, спросив сигарету,
что, какая б любовь ни была,
я однажды сюда не приеду.
А она меня очень ждала.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.