все мертвецы воскресают в нас
их слёзы дрожат в уголках наших глаз
они не умирают, просто переезжают
вроде как меняют адреса
и, когда вибрируют наши связки
звучат их взволнованные, ржавые, их шелестящие голоса
до того, как я стал настоящим, теперешним мной
я был питерской стенографисткой, достоевской женой
ещё раньше — клювастым врачом, давил из карбункулов гной
ещё-ещё раньше под ногтями моими чернела зола
вперемешку с хной
а в самом начале я был ровно тем же, чем ты была
тьмой над бездною, сгустком земли и неба, добра и зла
дикой, девственной тишиной
В короткую ночь перелетной порой
Я имя твое повторял, как пароль.
Под окнами липа шумела,
И месяц вонзался в нее топором,
Щербатым, как профиль Шопена.
Нам липа шептала, что ночь коротка –
Последняя спичка на дне коробка.
Я имя твое наготове берег,
Как гром тишина грозовая,
Летя по Каретной в табачный ларек,
Авансом такси вызывая.
Пустые звонки вырывались из рук,
Над почтой минуты мигали.
На город снижался невидимый звук,
Мазурку сшивая кругами.
Не я тебе липу сажал под окном,
Дорогу свою не стелил полотном.
Слеза моя, кровь и ключица.
Нам без толку выпало вместе в одном
Раздвоенном мире случиться.
Останется воздух, а дерево – прах.
Пространство спешит на свободу.
Нам выпало жить в сопряженных мирах,
Без разницы звезд над собою.
Я черный Манхэттен измерю пешком,
Где месяц висит над бетонным мешком,
Сигнальная капля живая,
Минуту с минутой, стежок за стежком
Мазурку из мрака сшивая.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
