И небо бренно, и земля
непродолжительна и тленна.
И Бог пред вечностью как тля,
и солнце это пыль вселенной.
Жизнь как петля. И человек
ей пойман, сдавлен и удушен –
всё оттого, что чебурек
не съеден, а едва надкушен.
Из всей вселенной для меня
отобран образец истомы,
аутентичный свету дня
и вкусу заповедной сомы,
концептуально завершен,
как парадигма катахрезы –
как космос пенится крюшон,
налитый в здешние поэзы.
Доесть и – правильно! – допить –
не ради сытости и вкуса –
из вечности нисходит нить,
на нити акциденций друзы:
Друзья. Любимые. И Бог –
не Вседержитель, не Ревнитель.
И распустившийся цветок,
как бренной вечности обитель.
И пыльный Бог из облаков,
а чаще из куска латуни
благословляет дым цветов,
любимых, вожделенных втуне,
друзей, рассеянных вовне,
аутентичный вкус истомы…
А чебурек всё так же не –
как наши жизни невесомы!..
Кухарка жирная у скаред
На сковородке мясо жарит,
И приправляет чесноком,
Шафраном, уксусом и перцем,
И побирушку за окном
Костит и проклинает с сердцем.
А я бы тоже съел кусок,
Погрыз бараний позвонок
И, как хозяин, кружку пива
Хватил и завалился спать:
Кляните, мол, судите криво,
Голодных сытым не понять.
У, как я голодал мальчишкой!
Тетрадь стихов таскал под мышкой,
Баранку на два дня делил:
Положишь на зубок ошибкой...
И стал жильем певучих сил,
Какой-то невесомой скрипкой.
Сквозил я, как рыбачья сеть,
И над землею мог висеть.
Осенний дождь, двойник мой серый,
Долдонил в уши свой рассказ,
В облаву милиционеры
Ходили сквозь меня не раз.
А фонари в цветных размывах
В тех переулках шелудивых,
Где летом шагу не ступить,
Чтобы влюбленных в подворотне
Не всполошить? Я, может быть,
Воров московских был бесплотней,
Я в спальни тенью проникал,
Летал, как пух из одеял,
И молодости клясть не буду
За росчерк звезд над головой,
За глупое пристрастье к чуду
И за карман дырявый свой.
1957
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
