«всё, что ты сделаешь, обернётся против» - миф.
кто ты такая, чтоб время, скрепя шарниры,
хрустнуло шеей, остановило лифт,
вышло меж этажами высотки-мира,
взяло за плечи да пнуло тебя под зад,
бросило через голову, сжало грудку…
не обернётся.
пойми: только вещи часов скользят –
ускользают, сжигая воздух в твоей халупке.
всё, что ты сделаешь, не будет использовано, как ни крути,
все показания отзеркаливаются в отказы…
солнце – витаминизированный каротин,
в неурожайный год спрятанный от тебя под кассой,
небо по жёлтой версии yesterday,
скомканный целлофан – говорят, возврату
не подлежат, как кормление лебедей,
как десять лет за хватающей ляжки партой,
как подлежащее, которым ты не была,
как дополнение-люди…
у фразы голой
фаза спадания всяческих бла-бла-бла
и главного, несостоявшегося глагола
- не подлежат возврату, обмену не
подчиняются и, подражая солнцу,
прячутся у кассира, делают харакири, гнев
вызывая у утомлённых землёй уборщиц.
тряпка скользит, убирая кровищу и
ливер, собачий ужин стирая с пола –
так вытирали в классе с доски «жы-ви»,
где потерялось «и»здевательство над глаголом!
- так вот аукнется в зрелости, в зелени, в золотом
веке, когда, гадая по грубым кольцам
дуба, понимаешь, что если покинешь дом,
он тебе вслед даже не обернётся…
Спать, рождественский гусь,
отвернувшись к стене,
с темнотой на спине,
разжигая, как искорки бус,
свой хрусталик во сне.
Ни волхвов, ни осла,
ни звезды, ни пурги,
что младенца от смерти спасла,
расходясь, как круги
от удара весла.
Расходясь будто нимб
в шумной чаще лесной
к белым платьицам нимф,
и зимой, и весной
разрезать белизной
ленты вздувшихся лимф
за больничной стеной.
Спи, рождественский гусь.
Засыпай поскорей.
Сновидений не трусь
между двух батарей,
между яблок и слив
два крыла расстелив,
головой в сельдерей.
Это песня сверчка
в красном плинтусе тут,
словно пенье большого смычка,
ибо звуки растут,
как сверканье зрачка
сквозь большой институт.
"Спать, рождественский гусь,
потому что боюсь
клюва - возле стены
в облаках простыни,
рядом с плинтусом тут,
где рулады растут,
где я громко пою
эту песню мою".
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
Здесь, в палате шестой,
встав на страшный постой
в белом царстве спрятанных лиц,
ночь белеет ключом
пополам с главврачом
ужас тел от больниц,
облаков - от глазниц,
насекомых - от птиц.
январь 1964
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
