На Решке скрежетали скрепы,
Гора родить не может в срок,
И без указа Совнардепа
Ползут улитки наутёк.
У Бонапарты в треуголке
Резвятся ушлые коты.
Котов науськивает Тёркин,
Который с Пушкиным на "ты".
Он дважды бит под Мухосранском,
Но выжил. Шорт его дери!
В гробу извёлся Левитанский
Не абы как - на раз-два-три.
И видно всем (не надо зума!) -
Трещит сковавший души лёд.
Молчацкий в ужасе подумал:
- Весна священная идёт!
Остапа понесло... Короче,
Нестись длиннее он не мог -
Улитки, Фудзи, тамагочи
Вставали колом между строк.
Сомненья мучили героя,
С ума сводила немота:
Мол, на катрен ещё нарою,
А дальше - тьма и пустота.
Тупик! Не ладится начало,
Но а ля гер ком а ля ге...
Мыча, кряхтело и крепчало
Его лирическое ге.
И будет сказано не к ночи -
У Музы крепкое весло.
Остапа понесло, короче,
И в 8-30 пронесло!
Март был уныл, но апрель сногсшибателен -
Солнце встаёт, обещая трофей.
Тронулся лёд, господа заседатели!
Что ни пролётка, то дама червей.
Вот и Она, Алигьери воспетая.
Взгляд из-под шляпки - сражён на корню.
Чацкий, а не одолжите карету мне?
Буду ослом, если не догоню.
Взнуздан рассудок мятежным желанием.
Глупо с Амуром шутить по весне.
Хватит о стульях мычать, Воробьянинов!
Лучше протрите пенсне.
В былые дни и я пережидал
холодный дождь под колоннадой Биржи.
И полагал, что это - Божий дар.
И, может быть, не ошибался. Был же
и я когда-то счастлив. Жил в плену
у ангелов. Ходил на вурдалаков.
Сбегавшую по лестнице одну
красавицу в парадном, как Иаков,
подстерегал.
Куда-то навсегда
ушло все это. Спряталось. Однако
смотрю в окно и, написав "куда",
не ставлю вопросительного знака.
Теперь сентябрь. Передо мною - сад.
Далекий гром закладывает уши.
В густой листве налившиеся груши
как мужеские признаки висят.
И только ливень в дремлющий мой ум,
как в кухню дальних родственников - скаред,
мой слух об эту пору пропускает:
не музыку ещё, уже не шум.
осень 1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.