На Решке скрежетали скрепы,
Гора родить не может в срок,
И без указа Совнардепа
Ползут улитки наутёк.
У Бонапарты в треуголке
Резвятся ушлые коты.
Котов науськивает Тёркин,
Который с Пушкиным на "ты".
Он дважды бит под Мухосранском,
Но выжил. Шорт его дери!
В гробу извёлся Левитанский
Не абы как - на раз-два-три.
И видно всем (не надо зума!) -
Трещит сковавший души лёд.
Молчацкий в ужасе подумал:
- Весна священная идёт!
Остапа понесло... Короче,
Нестись длиннее он не мог -
Улитки, Фудзи, тамагочи
Вставали колом между строк.
Сомненья мучили героя,
С ума сводила немота:
Мол, на катрен ещё нарою,
А дальше - тьма и пустота.
Тупик! Не ладится начало,
Но а ля гер ком а ля ге...
Мыча, кряхтело и крепчало
Его лирическое ге.
И будет сказано не к ночи -
У Музы крепкое весло.
Остапа понесло, короче,
И в 8-30 пронесло!
Март был уныл, но апрель сногсшибателен -
Солнце встаёт, обещая трофей.
Тронулся лёд, господа заседатели!
Что ни пролётка, то дама червей.
Вот и Она, Алигьери воспетая.
Взгляд из-под шляпки - сражён на корню.
Чацкий, а не одолжите карету мне?
Буду ослом, если не догоню.
Взнуздан рассудок мятежным желанием.
Глупо с Амуром шутить по весне.
Хватит о стульях мычать, Воробьянинов!
Лучше протрите пенсне.
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
