Если теория относительности подтвердится, то немцы скажут, что я немец, а французы — что я гражданин мира; но если мою теорию опровергнут, французы объявят меня немцем, а немцы - евреем
Где-то в западной части Нью-Йорка
(где точнее — не вспомню уже),
у бездомной судьбы на задворках
просто-кошка жила в гараже.
Неприметная. Кошка как кошка.
Сколько их по дворам — не сочтешь...
Может только пятнистей немножко,
да поярче заплатки одёж.
Выживала — как все, как умела
(город шумный — судьбы решето):
где-то хищником ловким и смелым,
где, как тень, чтоб не видел никто.
К безразличию улиц привыкла.
А кому было ей доверять,
когда с раннего детства постигла —
можно лишь на себя уповать?!
Во дворах детство быстро проходит,
опыт скорый их джунгли таят...
В зимний день, когда солнце чуть всходит
родила просто-кошка котят.
Пятерых: черно-белых, пятнистых
(в каждом — штрих их безвестных отцов),
с ясным светом глазенок лучистых —
двух “девчонок” и трех “пацанов”.
Пять котят, пять беспомощных жизней
(есть ли что-то на свете важней?),
даром щедрым той кошке всевышний
преподнес пятерых малышей.
Подрастали, крепчали, храбрели
(подле матери — смелость легка),
пережили снега и метели
в забытьи своего закутка.
На дворе поздний март — ровно месяц
(если б кошки умели считать)
с того дня, как среди околесиц
родила их на свет кошка-мать...
Беды в дверь никогда не стучатся
(дан на то им чудовищный дар):
в час, когда даже тени таятся
в гараже разразился пожар.
Полыханье огня — вестник смерти
(ей не крикнешь: невинных не тронь!),
языками плясал, будто черти,
по стенам и по полу огонь.
Камень трескался, плавились стекла —
смерть бесилась в слепом кураже.
Писк о помощи... Много ль в нем толку
в позабытом людьми гараже?
Материнское сердце — на части
(пятерых из огня не спасти...),
самым первым — что огненной масти,
взяв за холку, решает нести.
Шаг за шагом — скорее на ощупь,
через пламя и дым — наугад,
сквозь смертельного ужаса толщу,
позади оставляя тот ад.
Хоть один. Пусть один, но спасенный...
(Мне такое, увы, не понять) —
просто-кошка в гараж раскаленный
возвращалась опять и опять...
И уже от ожогов слепая,
и не в силах на лапах стоять —
носом в каждого, будто считая,
рядом с ними легла — ровно пять...
* — Бездомная кошка из Бруклина, прославившаяся самоотверженностью при спасении собственных котят на пожаре.
30 марта 1996 года в одном из заброшенных гаражей в Бруклине начался пожар. Пожарные, прибыв на место, быстро справились с огнем. В процессе тушения, пожарный Дэвид Джианелли (David Giannelli) увидел кошку, которая вытаскивала из горящего гаража котят одного за другим. Сама кошка при этом уже сильно пострадала от огня: были обожжены уши и лапы, опалена морда, сгорела почти вся шерсть, глаза были закрыты волдырями. После того, как она вытащила пятерых котят в безопасное место, она ткнулась в каждого из них носом и потеряла сознание. Пожарный доставил обожженную кошку с котятами в ветеринарную клинику Лиги защиты животных Северного Побережья (North Shore Animal League) Нью-Йорка, где им была оказана экстренная медицинская помощь. Однако, самый слабый из котят, белого окраса, умер спустя месяц после пожара. Самой кошке, которой дали имя Скарлетт, на реабилитацию потребовалось три месяца, однако не все функции организма были восстановлены полностью. Скарлетт была награждена за храбрость британским Королевским обществом по предотвращению жестокого обращения с животными (British RSPCA, Royal Society for the Prevention of Cruelty to Animals). Кошка скончалась 11 октября 2008 года. К концу жизни она была тяжело больна, ей требовался постоянный уход из-за болезней, от которых она страдала в результате полученных ожогов. Общество «North Shore Animal League» учредило награду, названную в честь кошки: «Премия Скарлетт за героизм у животных» (Scarlett Award for Animal Heroism). Награда присуждается животным, совершившим героические поступки, вне зависимости от того, на благо людей они или же животных.
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
