Где-то в западной части Нью-Йорка
(где точнее — не вспомню уже),
у бездомной судьбы на задворках
просто-кошка жила в гараже.
Неприметная. Кошка как кошка.
Сколько их по дворам — не сочтешь...
Может только пятнистей немножко,
да поярче заплатки одёж.
Выживала — как все, как умела
(город шумный — судьбы решето):
где-то хищником ловким и смелым,
где, как тень, чтоб не видел никто.
К безразличию улиц привыкла.
А кому было ей доверять,
когда с раннего детства постигла —
можно лишь на себя уповать?!
Во дворах детство быстро проходит,
опыт скорый их джунгли таят...
В зимний день, когда солнце чуть всходит
родила просто-кошка котят.
Пятерых: черно-белых, пятнистых
(в каждом — штрих их безвестных отцов),
с ясным светом глазенок лучистых —
двух “девчонок” и трех “пацанов”.
Пять котят, пять беспомощных жизней
(есть ли что-то на свете важней?),
даром щедрым той кошке всевышний
преподнес пятерых малышей.
Подрастали, крепчали, храбрели
(подле матери — смелость легка),
пережили снега и метели
в забытьи своего закутка.
На дворе поздний март — ровно месяц
(если б кошки умели считать)
с того дня, как среди околесиц
родила их на свет кошка-мать...
Беды в дверь никогда не стучатся
(дан на то им чудовищный дар):
в час, когда даже тени таятся
в гараже разразился пожар.
Полыханье огня — вестник смерти
(ей не крикнешь: невинных не тронь!),
языками плясал, будто черти,
по стенам и по полу огонь.
Камень трескался, плавились стекла —
смерть бесилась в слепом кураже.
Писк о помощи... Много ль в нем толку
в позабытом людьми гараже?
Материнское сердце — на части
(пятерых из огня не спасти...),
самым первым — что огненной масти,
взяв за холку, решает нести.
Шаг за шагом — скорее на ощупь,
через пламя и дым — наугад,
сквозь смертельного ужаса толщу,
позади оставляя тот ад.
Хоть один. Пусть один, но спасенный...
(Мне такое, увы, не понять) —
просто-кошка в гараж раскаленный
возвращалась опять и опять...
И уже от ожогов слепая,
и не в силах на лапах стоять —
носом в каждого, будто считая,
рядом с ними легла — ровно пять...
* — Бездомная кошка из Бруклина, прославившаяся самоотверженностью при спасении собственных котят на пожаре.
30 марта 1996 года в одном из заброшенных гаражей в Бруклине начался пожар. Пожарные, прибыв на место, быстро справились с огнем. В процессе тушения, пожарный Дэвид Джианелли (David Giannelli) увидел кошку, которая вытаскивала из горящего гаража котят одного за другим. Сама кошка при этом уже сильно пострадала от огня: были обожжены уши и лапы, опалена морда, сгорела почти вся шерсть, глаза были закрыты волдырями. После того, как она вытащила пятерых котят в безопасное место, она ткнулась в каждого из них носом и потеряла сознание. Пожарный доставил обожженную кошку с котятами в ветеринарную клинику Лиги защиты животных Северного Побережья (North Shore Animal League) Нью-Йорка, где им была оказана экстренная медицинская помощь. Однако, самый слабый из котят, белого окраса, умер спустя месяц после пожара. Самой кошке, которой дали имя Скарлетт, на реабилитацию потребовалось три месяца, однако не все функции организма были восстановлены полностью. Скарлетт была награждена за храбрость британским Королевским обществом по предотвращению жестокого обращения с животными (British RSPCA, Royal Society for the Prevention of Cruelty to Animals). Кошка скончалась 11 октября 2008 года. К концу жизни она была тяжело больна, ей требовался постоянный уход из-за болезней, от которых она страдала в результате полученных ожогов. Общество «North Shore Animal League» учредило награду, названную в честь кошки: «Премия Скарлетт за героизм у животных» (Scarlett Award for Animal Heroism). Награда присуждается животным, совершившим героические поступки, вне зависимости от того, на благо людей они или же животных.
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
