Ламья - Абстрактный Маг Вне Категорий - всю свою сознательную жизнь шла по пути гармонизации мира и себя в мире. И редко ошибалась. Гораздо чаще это делал ее морф. И в этот раз его промашка грозила обернуться фатальными последствиями для мировой гармонии.
После своего кратковременного пребывания на Задрапульке Ламья, как мы знаем, подверглась нападению коллективного разума тряптиц, вознамерившихся разместить вокруг нее яйцо со своим зародышем, чтобы тому было из кого черпать энергию. Обновить кровь за счет сильного мага было единственным для них шансом выжить в системе угасающего рентгеновского солнца. Однако Ламье удалось бумерангом отразить эту вероломную атаку и запаковать их самих в это самое яйцо.
Теперь магиня набиралась Силы после нескольких подряд схваток с разными злонамеренными сущами: Труамой, ее отцом, Огненным демоном, тряптицами, паразитами, Пастухами и еще кем-то, кто лез в приоткрытую Дверь - и была спокойна за тылы. Она и не подозревала, что в тылах зреет очень большая неприятность, если не сказать катастрофа вселенского масштаба.
Морф, ее верный морф, отправляясь на задание, случайно прихватил с собой заплату с ее плаща.
Заплата на одежде Мага - это не показатель уровня нищеты, это свидетельство об удачном развоплощении демона, своего рода медаль за боевые заслуги. Стартуя, морф задел сиреневый лоскут краем энергетического поля, отчего тот дематериализовался и пучком элементарных частиц унесся в темное обиталище тряптиц вместе с морфом.
Оказавшись в яйце, лоскут исказил программу развития птенца, и в результате вместо свежего поколения жутковатых, но умеренных в Силе птеродактилей в черной скорлупе обрел новую жизнь Темный Колдун невиданной мощи. Телепортация с полуторасекундной задержкой, способность угадывать намерения противника и получать энергию хоть из линий высоковольтных передач, хоть из швейной машинки, немалый опыт в трансфигурации, ускоренный тип информационного метаболизма, а самое главное, личное обаяние моложавого, по-спортивному подтянутого жгучего брюнета делали его малоуязвимым.
Однако сейчас он стоял на опушке леса, покачиваясь на ветру вместе с ветвями боярышника, и чувствовал себя несколько растерянным. Болела каждая клеточка новорожденного тела, голова кружилась так, что небо временами менялось местами с травой, но не это его беспокоило. Да, он был еще слаб после трансформации, но это легко объяснялось тем, что его видимые оболочки продолжали наполняться ферментами, гемоглобинами, дезоксирибонуклеиновыми кислотами и прочими элементами, необходимыми для поддержания жизни. Процесс не затянется дольше двух-трех суток, а потом равных ему в Силе не будет в обозримой Вселенной. Нет, неприятность подстерегла его с другой стороны. Он что-то потерял. Что-то очень важное. Заплата! Тот пучок атомов, который дал жизнь в яйце именно ему, а не кому-то иному. Лоскут, дарованный магине за развоплощение Демона Серных Кошек.
Какая удача, что этого демона создал когда-то он сам. В одной из прошлых жизней, существуя в теле Инквизитора Квириллея, он тешил свое неудовлетворенное мужское естество, обрекая на мучения дочерей из богатых семейств. Черным дымком влетая по ночам в опочивальни, он оставлял в них Серных Кошек, которые, единожды взглянув в глаза девственницы, лишали ее воли и памяти. Бедные девушки, не понимая, что творят, не той рукой брали свечу в церкви, спали на левом боку, мылись раньше, чем пачкались и выходили погулять между вторыми и третьими петухами. Знающие люди изобличали в них ведьм, пытали и обрекали на костер. И тут приходил он, герой-освободитель, и великодушно спасал несчастную от пламени аутодафе. Даже не подозревая, что именно этот красавец является причиной ее беды, девушка отдавалась ему, а наутро Квириллей, облачившись в черный плащ с красной каймой, рубил ей голову или замуровывал в стене подземелья. Впрочем, для разнообразия и в костер бросал.
Со временем работы стало так много, что потребовался помощник. Так и появился во множественных мирах Демон Серных Кошек, умудрявшийся за ночь облететь сотни три домов какой-нибудь забытой богами планеты. Темный Колдун в облике Квириллея купался в криках и крови жертв, полагая, впрочем, что творит благое дело, избавляя общество от женщин с неустойчивой психикой. Особенно нравилось ему на Земле. Европа! Испания! Какие девицы! Какое расположение к нему общества! Задушевные беседы с Торквемадой за бокалом молодого аликанте!
Но Демон он Демон и есть. Существо, умом и сообразительностью не отличающееся. Явился к магине, думал ей кошку подпустить. Ну, и нарвался на развоплощение. Ламья с ним не церемонилась, во-первых, потому что не любила демонов, а во-вторых, потому что пепел сожженных "ведьм" стучал и в ее сердце.
Теперь его и Ламью связывает кусок материи, бывший когда-то заплатой на ее одежде. От того, в чьи руки попадет этот артефакт, зависит многое и в ее жизни, и в его. Вопрос в том, как именно он сейчас выглядит. Вряд ли после таких событий ткань останется тканью. Теперь это может быть все, что угодно: кольцо, монета, пшеничное зерно. В какой предмет сгруппируются атомы материи при метаморфозе колдуна его уровня, даже этот самый колдун не мог знать.
Кроме того, для закрепления эффекта метаморфоза он должен был забрать жизни у двух разумных существ. Показалось ему или нет, что неподалеку от яйца имели место кензоиды? Проклятая слабость! Не только намерения не угадаешь, даже кровь не учуешь! Но, наверное, были. Иначе не свербело бы так в горле.
Значит, придется возвращаться. Медленно, на шатающихся ногах, заваливаясь и спотыкаясь, Темный Колдун двинулся в сторону давшего ему тело черного яйца. И хотя каждый его шаг становился чуточку тверже, путь предстоял неблизкий.
***
Придворный модельер Императора Кензо, господин Кроликофф, имел право испрашивать себе тройное довольствие, поскольку полевая форма солдат-срочников, созданная им двумя годами ранее и поступившая уже на баланс армии, спасла жизнь минимум двоим служащим, а именно Кржемилику и Вахмурке, лежавшим на высоком берегу реки Оборзульки и наблюдавшим за объектом.
Дело в том, что на их полевое обмундирование цвета пыльных табачных листьев был нанесен веселенький рисунок из розовых цветочков, в изобилии произраставших вокруг. Однако ноу-хау заключалось не в самих цветочках, а в том, что при необходимости они могли изменять окраску и даже контур. Становиться, например, желтыми лютиками, алыми маками или белыми пятнами птичьего помета.
На сей раз это были дикие гвоздички. Украсив розовой рябью камуфляжные шапки и комбинезоны братьев, гвоздички совершенно скрыли наших солдатиков в густой траве. Поэтому, пролетая на их головами, черный дымок, еще не обретший очертаний человека, заметил только легкое колебание информационного поля, довольное устойчивое у Кржемилика и совсем почти незаметное у Вахмурки. Отсутствие нормальных нейронных связей в неоформившихся еще мозгах не позволило Колдуну опознать наличие чужого разума. Лишь несколько часов спустя он начал понимать, что те информационные волны принадлежали явно не мышам.
А Кржемилик и Вахмурка, едва продрав сонные очи, тут же заметили трещину в яйце. Пока Вахмурка, кряхтя и проклиная армейскую житуху, поднимался на ноги, Кржемилик успел двадцать раз отжаться, тридцать раз присесть, выполнить упражнение "как ходят гуси" и протереть очки запасенной салфеточкой для ухода за мониторами. То есть привести себя в полную боевую готовность.
Более или менее успешно - Вахмурка подвернул ногу и два раза упал - братья спустились к воде и после недолгих совещаний решили перейти реку прямо здесь. До пойменного берега было шагов пятьдесят, а глубина Оборзульки позволяла перейти ее вброд, замочив одежду не выше пояса. Пока братья брели, крутя торсами и спотыкаясь о подводные коряги, пятнышки на штанинах их комбинезонов последовательно принимали вид червей, лягушек, головастиков, мальков, глаз притаившегося на дне сома, потом опять мальков и прочих тварей в обратном порядке. Вахмурка был еще на стадии мальков, когда Кржемилик осторожно приблизился к яйцу, потрогал его остывший матовый бок, обошел вокруг и заглянул в трещину.
- Что там? - крикнул Вахмурка, выдергивая из прибрежного ила застрявшую ногу.
- Пока ничего! И никого! Сейчас фонарик достану.
Луч света прогулялся по стенкам внутри яйца, таким же черным, как и снаружи. В яйце было абсолютно пусто. Но когда Кржемилик уже собрался выключать фонарик, на дне что-то сверкнуло.
- Ой, блестяшка! Дай мне! - воскликнул Вахмурка.
- Обойдешься, - ласково ответил Кржемилик. - У кого руки длиннее, тому и добыча.
Он перевесился через край трещины, пошарил на дне и скоро уже держал в руке что-то настолько обыкновенное, за обладание чем вряд ли стоило так стараться. Ботиночный шнурок сиреневого цвета с медными наконечниками.
- Ну, дай! - заныл Вахмурка.
- Не-а! Я из этого шнурка себе фенечку сделаю.
- Ну, хоть потрогать дай! Оно ж с неба прилетело! Не каждый день такие штуки с неба падают!
- На, потрогай.
Спустя полчаса братья снова сидели на высоком берегу реки Оборзульки и сушили одежду. Комбинезоны раскачивались на ветвях акации, под ней стояли ботинки. Кржемилик плел фенечку, а Вахмурка, завистливо поглядывая на брата, вынул шнурок из своего ботинка и тоже что-то там плел.
На другом берегу из-за поворота показался медленно идущий человек в темно-серых одеждах, но никто не обращал на него внимания.
В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,—
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Пролетев над поляною
И людей увидав с высоты,
Избрала деревянную
Неприметную дудочку ты,
Чтобы в свежести утренней,
Посетив человечье жилье,
Целомудренно бедной заутреней
Встретить утро мое.
Но ведь в жизни солдаты мы,
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы,
Белым вихрем взметая дома.
Как безумные мельницы,
Машут войны крылами вокруг.
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
Окруженная взрывами,
Над рекой, где чернеет камыш,
Ты летишь над обрывами,
Над руинами смерти летишь.
Молчаливая странница,
Ты меня провожаешь на бой,
И смертельное облако тянется
Над твоей головой.
За великими реками
Встанет солнце, и в утренней мгле
С опаленными веками
Припаду я, убитый, к земле.
Крикнув бешеным вороном,
Весь дрожа, замолчит пулемет.
И тогда в моем сердце разорванном
Голос твой запоет.
И над рощей березовой,
Над березовой рощей моей,
Где лавиною розовой
Льются листья с высоких ветвей,
Где под каплей божественной
Холодеет кусочек цветка,—
Встанет утро победы торжественной
На века.
1946
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
