Все это уже случалось. Вот также
земля пылала.
Вот так же искрилась жалость
на острие кинжала
Вот также сносило башни
в пунктирно-буквальном смысле.
даже в трофейных чашках
казалось
шампанское
кислым
Циничная чья-то шутка –
листовки о карнавале.
Даже газетные утки
надежды такой не давали
Потом – заходило Солнце,
И день завершал работу
А было под Новый Год все –
Какой-то такой по счету
И верилось – все, что было –
Все это уже случалось.
Что эти мои Мирсилы –
Теперь вот - моя Мирслабость
И слышался бой курантов
По разу на меридиан,
но даже с пайка десанта
мир был неестественно пьян…
Хотелось в клубок свернуться
и стать незаметней, меньше,
уснуть так, чтоб не проснуться
и не оказаться прежним.
Распятым, разбитым, сбитым
с пунктирно-смертельного курса –
мы так устали от битвы,
над нами уже смеются
все те, кому выпало счастье
очнуться однажды мертвым
и больше не быть причастным
к вот этим свечам на торте…
К вот этим.
- Дистанция - ваша.
- Работаем. Юг - три часа...
...- Сань, Александр. Саша.
Приказ - глаза.
Глаза
Скоро, скоро будет теплынь,
долголядые май-июнь.
Дотяни до них, доволынь.
Постучи по дереву, сплюнь.
Зренью зябкому Бог подаст
на развод золотой пятак,
густо-синим зальёт Белфаст.
Это странно, но это так.
2
Бенджамину Маркизу-Гилмору
Неподалёку от казармы
живёшь в тиши.
Ты спишь, и сны твои позорны
и хороши.
Ты нанят как бы гувернёром,
и час спустя
ужо возьмёт тебя измором
как бы дитя.
А ну вставай, учёный немец,
мосье француз.
Чуть свет и окне — готов младенец
мотать на ус.
И это лучше, чем прогулка
ненастным днём.
Поправим плед, прочистим горло,
читать начнём.
Сама достоинства наука
у Маршака
про деда глупого и внука,
про ишака —
как перевод восточной байки.
Ах, Бенджамин,
то Пушкин молвил без утайки:
живи один.
Но что поделать, если в доме
один Маршак.
И твой учитель, между нами,
да-да, дружок...
Такое слово есть «фиаско».
Скажи, смешно?
И хоть Белфаст, хоть штат Небраска,
а толку что?
Как будто вещь осталась с лета
лежать в саду,
и в небесах всё меньше света
и дней в году.
3. Баллимакода
За счастливый побег! — ничего себе тост.
Так подмигивай, скалься, глотай, одурев не
от виски с прицепом и джина внахлёст,
четверть века встречая в ирландской деревне.
За бильярдную удаль крестьянских пиров!
И контуженый шар выползает на пузе
в электрическом треске соседних шаров,
и улов разноцветный качается в лузе.
А в крови «Джонни Уокер» качает права.
Полыхает огнём то, что зыбилось жижей.
И клонится к соседней твоя голова
промежуточной масти — не чёрной, не рыжей.
Дочь трактирщика — это же чёрт побери.
И блестящий бретёр каждой бочке затычка.
Это как из любимейших книг попурри.
Дочь трактирщика, мало сказать — католичка.
За бумажное сердце на том гарпуне
над камином в каре полированных лавок!
Но сползает, скользит в пустоту по спине,
повисает рука, потерявшая навык.
Вольный фермер бубнит про навоз и отёл.
И, с поклоном к нему и другим выпивохам,
поднимается в общем-то где-то бретёр
и к ночлегу неблизкому тащится пёхом.
1992
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.