|
Кто отрицает свободу другого, сам свободы не заслуживает (Авраам Линкольн)
Критика
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Осеннее бденье | Вот один из литературных первоисточников. Стихотворение, которое, возможно, было написано прямо в декабре 1917 г. по горячим следам событий:
Кассандре
Я не ловил цветущие мгновенья
Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,
Но в декабре - торжественное бденье -
Воспоминанье мучит нас!
И в декабре семнадцатого года
Все потеряли мы, любя:
Один ограблен волею народа,
Другой ограбил сам себя.
Когда-нибудь, в столице шалой,
На скифском празднике, на берегу Невы,
При звуках омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы...
Но если жизнь - галера бреда,
И корабельный лес - дома,
Лети, безрукая Победа,
Гиперборейская чума!
На площади с броневиками
Я вижу человека: он
Волков горящими пугает головнями:
Свобода, равенство, закон!
(Мандельштам, декабрь 1917)
Почему декабрь, а не октябрь?
Переворот большевиков произошёл официально 25 октября по старому стилю (поэтому и не ноябрь). Современникам срау не было известно в подробностях, что и когда происходит, а может быть, они чувствовали дух событий точнее, чем историки по цифрам, и для современников были значительнее совсем другие подробности. Вероятно, "декабрь" отражает время конкретных личных событий и разговоров о революции и о Пушкине(?) с А.Ахматовой
Вас может удивить непривычная редакция стихотворения.
Я нашёл свой первый самиздатный сборник:
http://mandelshtam-o.librarus.ru/
Внимание! Похоже, сайт этот сам не листает страницы, и надо после выхода на первую страницу смотреть так:
http://mandelshtam-o.librarus.ru/booki/mandelst/1.html
http://mandelshtam-o.librarus.ru/booki/mandelst/2.html
и т д
В начале 80-х гг мне дали читать машинописные листочки.
Кое-что запомнил тогда на память (первое чтение!)
И потом уже в "разрешённых" и даже солидных и комментированных изданиях встречал более слабые (более ранние?) или же просто другие редакции.
Наверняка текст существовал в разных черновиках или даже пересказах. Из разных источников тексты стали попадать сначала в самиздат, а при перестройке и в легальную печать. Происхождение текстов - это отдельная интересная тема. Мандельштам был фольклором "свободомыслящей" публики как минимум начиная с хрущёвских времён. Самиздатные сборники имеют явные следы отбора и редактирования.
Варианты:
КАССАНДРЕ
Я не искал в цветущие мгновенья
Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз.
Но в декабре торжественного бденья
Воспоминанья мучат нас.
И в декабре семнадцатого года
Все потеряли мы, любя;
Один ограблен волею народа,
Другой ограбил сам себя...
Когда-нибудь в столице шалой
На скифском празднике, на берегу Невы –
При звуках омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы.
Но, если эта жизнь – необходимость бреда
И корабельный лес – высокие дома, –
Я полюбил тебя, безрукая победа
И зачумленная зима,
На площади с броневиками
Я вижу человека – он
Волков горящими пугает головнями:
Свобода, равенство, закон.
Больная, тихая Кассандра,
Я больше не могу – зачем
Сияло солнце Александра,
Сто лет тому назад сияло всем?
КАССАНДРЕ
Я не искал в цветущие мгновенья
Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,
Но в декабре -- торжественное бденье --
Воспоминанье мучит нас!
И в декабре семнадцатого года
Все потеряли мы, любя:
Один ограблен волею народа,
Другой ограбил сам себя...
Но, если эта жизнь -- необходимость бреда
И корабельный лес -- высокие дома,--
Лети, безрукая победа --
Гиперборейская чума!
На площади с броневиками
Я вижу человека: он
Волков горящими пугает головнями:
Свобода, равенство, закон!
Касатка милая, Кассандра,
Ты стонешь, ты горишь -- зачем
Сияло солнце Александра,
Сто лет назад, сияло всем?
Когда-нибудь в столице шалой,
На скифском празднике, на берегу Невы,
При звуках омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы...
Кассандре
Я не искал в цветущие мгновенья
Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,
Но в декабре - торжественное бденье -
Воспоминанье мучит нас!
И в декабре семнадцатого года
Все потеряли мы, любя:
Один ограблен волею народа,
Другой ограбил сам себя...
Когда-нибудь в столице шалой,
На скифском празднике, на берегу Невы
При звуках омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы...
Но если эта жизнь - необходимость бреда,
И корабельный лес - высокие дома -
Лети, безрукая Победа -
Гиперборейская чума!
На площади с броневиками
Я вижу человека: он
Волков горящими пугает головнями:
Свобода, равенство, закон!
Итак, этот стих и "гражданский", и личный. Мандельштам называл Кассандрой Ахматову. "В декабре торжественного бденья" то ли просто сырой вариант, то ли какие-то их постоянные бденья в декабре. Александр то ли Александр I то ли Пушкин, о котором они тогда говорили(?). За "больную и тихую" Мандельштам вообще-то рисковал получить от героини по макушке, так что вряд ли сей вариант исполнялся публично :)
Темы:
1) сожаление об уюте, который отобрали
2) о несостоявшихся желаемых отношениях с женщиной
3) жалость, точнее, нежность к больной
4) досада, обида, наш Пушкин вам светил, а вы с нами так
5) отчаяние и желание разрушить воообще всё (согласие с разрушением и показ красоты разрушения)
В общем - примерно так:
- как же мне хреново и неудачно, но я ж поэт, ... всё рушится, и хрен с ним... да пропади оно всё пропадом!
Совершенно наш современный прозарушный скулёж учителей и инженеров. От личных переживаний мгновенно перескакиваем к политике. Слишком большой и некрасивый диапазон раскачки.
Но здесь есть разница. Это скулёж технически весьма высокой пробы. Вижу как редактор всего два ляпа: уж слишком банальное "эта жизнь" (в одном из вариантов), и запятую после погоняющего "но" (в одном из вариантов). Что до содержания, то наличие многих вариантов не случайно. Автор как мастер чувствовал несфокусированность стиха и пробовал это исправить. Есть свидетельства, что однажды Мандельштам таки правил разные стихотворения для того, чтобы они приобрели согласование с направлением пролетариата. И даже пробовал написать совсем новое по теме ("здравствуй, племя...", "С миром державным...") и даже именно про Сталина. Ничего не вышло, новое направление можно было усмотреть разве что в микроскоп:
Я полюбил тебя, безрукая победа
И зачумленная зима
А вдруг Мандельштам успел сформировать неподцензурный сборник, и произвёл для этого жёсткий отбор текстов ? (см. ссылку). Может, точно мы этого и не узнаем. | |
Автор: | editor7 | Опубликовано: | 21.10.2016 11:18 | Просмотров: | 3473 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Проснуться было так неинтересно,
настолько не хотелось просыпаться,
что я с постели встал,
не просыпаясь,
умылся и побрился,
выпил чаю,
не просыпаясь,
и ушел куда-то,
был там и там,
встречался с тем и с тем,
беседовал о том-то и о том-то,
кого-то посещал и навещал,
входил,
сидел,
здоровался,
прощался,
кого-то от чего-то защищал,
куда-то вновь и вновь перемещался,
усовещал кого-то
и прощал,
кого-то где-то чем-то угощал
и сам ответно кем-то угощался,
кому-то что-то твердо обещал,
к неизъяснимым тайнам приобщался
и, смутной жаждой действия томим,
знакомым и приятелям своим
какие-то оказывал услуги,
и даже одному из них помог
дверной отремонтировать замок
(приятель ждал приезда тещи с дачи)
ну, словом, я поступки совершал,
решал разнообразные задачи —
и в то же время двигался, как тень,
не просыпаясь,
между тем, как день
все время просыпался,
просыпался,
пересыпался,
сыпался
и тек
меж пальцев, как песок
в часах песочных,
покуда весь просыпался,
истек
по желобку меж конусов стеклянных,
и верхний конус надо мной был пуст,
и там уже поблескивали звезды,
и можно было вновь идти домой
и лечь в постель,
и лампу погасить,
и ждать,
покуда кто-то надо мной
перевернет песочные часы,
переместив два конуса стеклянных,
и снова слушать,
как течет песок,
неспешное отсчитывая время.
Я был частицей этого песка,
участником его высоких взлетов,
его жестоких бурь,
его падений,
его неодолимого броска;
которым все мгновенно изменялось,
того неукротимого броска,
которым неуклонно измерялось
движенье дней,
столетий и секунд
в безмерной череде тысячелетий.
Я был частицей этого песка,
живущего в своих больших пустынях,
частицею огромных этих масс,
бегущих равномерными волнами.
Какие ветры отпевали нас!
Какие вьюги плакали над нами!
Какие вихри двигались вослед!
И я не знаю,
сколько тысяч лет
или веков
промчалось надо мною,
но длилась бесконечно жизнь моя,
и в ней была первичность бытия,
подвластного устойчивому ритму,
и в том была гармония своя
и ощущенье прочного покоя
в движенье от броска и до броска.
Я был частицей этого песка,
частицей бесконечного потока,
вершащего неутомимый бег
меж двух огромных конусов стеклянных,
и мне была по нраву жизнь песка,
несметного количества песчинок
с их общей и необщею судьбой,
их пиршества,
их праздники и будни,
их страсти,
их высокие порывы,
весь пафос их намерений благих.
К тому же,
среди множества других,
кружившихся со мной в моей пустыне,
была одна песчинка,
от которой
я был, как говорится, без ума,
о чем она не ведала сама,
хотя была и тьмой моей,
и светом
в моем окне.
Кто знает, до сих пор
любовь еще, быть может…
Но об этом
еще особый будет разговор.
Хочу опять туда, в года неведенья,
где так малы и так наивны сведенья
о небе, о земле…
Да, в тех годах
преобладает вера,
да, слепая,
но как приятно вспомнить, засыпая,
что держится земля на трех китах,
и просыпаясь —
да, на трех китах
надежно и устойчиво покоится,
и ни о чем не надо беспокоиться,
и мир — сама устойчивость,
сама
гармония,
а не бездонный хаос,
не эта убегающая тьма,
имеющая склонность к расширенью
в кругу вселенской черной пустоты,
где затерялся одинокий шарик
вертящийся…
Спасибо вам, киты,
за прочную иллюзию покоя!
Какой ценой,
ценой каких потерь
я оценил, как сладостно незнанье
и как опасен пагубный искус —
познанья дух злокозненно-зловредный.
Но этот плод,
ах, этот плод запретный —
как сладок и как горек его вкус!..
Меж тем песок в моих часах песочных
просыпался,
и надо мной был пуст
стеклянный купол,
там сверкали звезды,
и надо было выждать только миг,
покуда снова кто-то надо мной
перевернет песочные часы,
переместив два конуса стеклянных,
и снова слушать,
как течет песок,
неспешное отсчитывая время.
|
|