(Филологическое исследование)
* * *
«Добрая война лучше худого мира» - прочла я в блоге знакомого казака, и подумала о том, что для спора - являются ли казаки нацией или частью русского народа, аргументы можно найти не только в истории, но и в фольклоре. Образ казаков, который сложился в нашем сознании к сегодняшнему дню - потомственные пограничники, дружно кричащие: «Любо!» на Кругу, освящённом присутствием губернатора и благочинного, несколько отличается от того, какими являлись казаки изначально, от подлинного казачьего характера.
Пословицы и народные песни, запечатлевшие стереотипные реакции и специфику мышления казаков и русских, помогают понять, как свойственно откликаться на события большинству их представителей. Сходство или различие, единство или противоположность миропонимания, и в итоге — одна нация или две, чьи судьбы и интересы имеют мало общего?
Есть такие основополагающие понятия, как война и мир, власть и рабство, дом и род. Явления и испытания, показывающие истинную суть человека и его этнической общности.
Война - я собрала ряд пословиц, чтобы сопоставить отношение русского и казака к ней.
«Худой мир лучше доброй брани» - считал русский, «Мужик врага ждет, казак врага ищет» - говорил казак. Первый укреплял крепостные стены, второй точил шашку в хате, огороженной плетнём.
«Один в поле не воин» - тужил русский, привыкший к общинности. «И про единого казака война будет» - восклицал казак, знавший множество примеров, когда разум и удаль одного человека одолевали коварство и силу многих.
«Тишь да гладь - божья благодать» - отмечал русский, уставший от набегов с Востока и нападений с Запада. «Краше умирать в поле, чем в бабьем подоле» - усмехался казак, который с детства воспитывался на примерах отеческой доблести, в три года по обычаю был посажен на коня, видел, какие трофеи привозили из-за тридевять земель отец и братья.
«Береженого Бог бережет, а не береженого чёрт стережет» - надеялся на силы небесные русский, погруженный в утешительное православие. «Береженого Бог бережет, а казака сабля» - сурово противоречит казак, ощущая веру не как костыль для слабого духа, а как вдохновение в бою.
Власть и воля. Недаром, как я заметила, все так называемые «крестьянские войны» начинали казаки, они разжигали мятеж, и уже позже к ним сбегались крестьяне. Независимость казачьего характера выражается в пословицах: «Здравствуй, царь-государь, в кременной Москве, а мы, казаки, на вольном Дону!»; «Руби меня, сабля татарская, но не смей бить, плеть боярская!» и знаменитое: «С Дону выдачи нет». Запорожские: «Що буде, то буде, а казак панщины робити не буде!»; «Пришли казаки с Дону, тай прогнали панив до дому».
Но что за унылые сентенции мы встречаем в русском фольклоре: «Боле воли — хуже доля»; «Волю дать — добра не видать»; «Волю неволя учит»; «Воля божья, а суд царев»; «Воля велика, да тюрьма крепка»; «Воля заведет в неволю»; «Воля и добрую жену портит. Воля и добра мужика портит»; «Жить по воле, умереть в поле» - что собственно казак счел бы за счастье — погибнуть в бою, но для русского поле — скорее, бесконечный путь с котомкой или в кандалах. И завистливое: «Кто силен, тот и волен»; «Не бойся неволи, а бойся воли»; «Не в воле счастье, а в доле»; «Не силен — не борись; не богат — не сердись»; «Неволя волю одолевает»; «Неволя крушит, а воля губит»; «Неволя песням учит»; «Неволя пьет медок, а воля водицу»; «Неволя скачет, неволя пляшет, неволя песни поет»; «Неволя стоит до воли»; «Неволя учит и ума дает». И, внимание! - «Не Стенька: на ковре по Волге не поплывешь» - сравнение себя со знаменитым казачьим атаманом.
Как противоречат друг другу пословицы: русская - «Против воды тяжело плыть. Трудно противу рожна прати» и казачья - «Не тот казак, что водою плывет, а тот, что против воды». Это ли одна нация?
Надо сказать, что в казачьих пословицах есть своеобразная гордыня и показная удаль. Недаром одна из версий, объясняющая происхождение слова «казак», гласит, что оно от слова «казать», «показать» себя. «Где казак, там и слава», «Один раз родила казака мати, один раз и помирати», «Где враг, там и казак», «Добыть или дома не быть», "Казаков много не бывает, но мало не покажется!" «Казаки все наголо (поголовно все) атаманы», «Казак на добычу летит как ангел на небо», «Где Дон, там и правда», «Правды и пуля боится».
А вот пословицы запорожских казаков: «Казак смерти не боится, он Богу нашему знадобится». «Не журися, козаче, нехай твой ворог плаче»; «Де два козаки, там третього вони самі судять"(або "там три гетьмани").
Некая непрактичность казаков, которые готовы прогулять добычу и любят помечтать — ещё один аспект характера: «Не на то пьет казак, что есть, а на то, что будет».
Моё знакомство с казачьей песней произошло в детстве с цитаты в книге: «За Уралом за рекой казаки гуляют, и калёною стрелой за Яик пущают. Наш товарищ – вострый нож, шашка-лиходейка. Пропадём мы не за грош. Жизнь наша – копейка». Пел её персонаж, впоследствии ушедший к Махно. Мне часто нравились отрицательные, с точки зрения советской литературы, герои. И песня понравилась. Рассмотрим тексты казачьих песен, чтобы портрет нации был более четким.
В казачьих песнях война вместе с констатацией жестокости происходящего, рисуется эстетически. Мы видим стихию, напор, энергию. Словно на полотне художника-баталиста осталось столкновение могучих войск, удалых рыцарей Дикого поля.
«Эх, на завалах мы стояли, как стена, Пуля сыпалась, жужжала, как пчела, Эге – гей, говорят, Пуля сыпалась, жужжала, как пчела.
Пуля сыпалась, летела, как пчела, Степь-то чистыми цветочками цвела. Степь-то чистыми цветочками цвела, Кровь казачья по-колено лошадям».
Или знаменитое: «Как на быстрый Терек, на высокий берег вывели казаки сорок тысяч лошадей, и покрылся берег, и покрылся берег сотнями порубанных, пострелянных людей».
Тексты передают динамику происходящего, краски ландшафта. Для казачьих песен характерна масштабность. Их композиции зачастую охватывают огромные расстояния и лавины наступающих войск. Казаки во всём максималисты:
«Мы рукой махнём – девицу возьмём,
Мы веслом махнём – корабель возьмём,
Кистенём взмахнём – караван собьем,
А ножом взмахнём – всей Москвой тряхнём!»
О смерти поётся лихо, в горечи строк — не смирение, но агрессия, гордость, упрямство. Описывается она подробно, красноречиво, словно ею любуются. Почти всегда присутствует торжественное прощание с белым светом и воспоминание о близких. В творчестве какого народа смерти уделяется так же много внимания?
«Быть может, еду я на время, Быть может, еду навсегда.
Быть может, шашка-лиходейка Разрубит череп у меня.
Быть может, меткая винтовка Из-за куста сразит меня.
Быть может, пика азиатска Пронзит грудь белую мою.
Прольётся кровь моя, горяча На землю алою рекой.
Никто над кровью не заплачет».
«Кудри мои русые, очи мои светлые
Травами, бурьяном да полынью порастут,
Кости мои белые, сердце моё смелое
Коршуны да вороны по степи разнесут».
Есть в казачьем отношении к смерти нечто от самурайской философии, где та же упоительная готовность умереть красиво и мужественно, на виду всего мира. Но ради чего казак согласен расстаться с жизнью? Обычно в песнях на казачью тематику, от старинных до современных, главной ценностью является воля, затем вера. Русь и батюшку-царя в казачий фольклор добавляли придворные пропагандисты, некоторые казачьи песни с верноподданническими настроениями звучат сусально-фальшиво. А вот и пословица, от которой за версту разит кислыми имперскими щами: «Для чего казак родится? Чтоб царю на службе пригодиться» - словно с ярмарочного лубка.
Добрая слава много значила для казака. Вот после подробного описания своего смертельного ранения: «Ой, да летит пуля, она свинцовая, Ой, да пронзила она грудь мою. Ой, да пронзила она грудь мою. Ой, да я упал свому коню на шею. Ой, да всю гриву кровью я облил», безымянный автор без сожаления резюмирует «Ой, жизнь казачья, она была плохая, Зато слава, слава хороша».
Слава, на мой взгляд, является попыткой человека стать бессмертным, пусть и не телесно, зато подвигами своими, или творениями. Ради неё люди рисковали свободой, любовью, даже жизнью. «Слава богу на небе, А народу на земле, А нам Донским казачкам На Польской границе», «Мы расскажем как служили, Как границу сберегли, Хотя денег не нажили, Зато славушку нашли. Славу громкую большую, Как гордимся ею мы...».
Ещё несколько штрихов.
Я не заметила в казачьем фольклоре гимнов боевому товариществу. Казак — индивидуалист. Но коли уж все тяготы службы делит с ним верный конь, то у хозяина к нему заботливое отношение. Здесь показательна одна песня, где едет над рекой молодой казак, и является в сад, к своей девушке Сашеньке.
- Здравствуй, Саша дорогая,
Дай коню воды.
- Я коня тваво не знаю,
Боюсь подойти.
- Если ты коня не знаешь,
То забыла и меня. - Строго отвечает казак.
- Ты коня маво не бойся,
Он всегда со мной,
Он спасал меня от смерти
Для тебя одной.
«Большинство фольклористов считают, что казачество имеет свой особый светильник искусства в музыке, в песне и в танце. Народ как будто тот же самый, но песня казачья совсем другая, своеобразная», - пишет один из критиков. Но в том-то и дело, что народ не тот же самый, а, видимо, иной.
В отличие от солнечного русского фольклора, казачья песня как будто рождена под небом, где могучий ветер гонит тучи над степью. Представляете ли вы казака, напевающего: «Во поле берёзка стояла»? Вот то-то. Под берёзкой легче представить простодушного русского мужичка с гармошкой. А в казачьей песне и деревья другие чаще упоминаются — горькая калина, ракита и верба — растущие вдоль рек, садовые яблоня и груша — потому что русский ближе к лесу, а казак к степи, вот и упоминает он чаще сад, а не лес. Но степной простор и лес формируют разный менталитет, разное отношение к жизни. Мне лично неприятен подмосковный лес за окном, за ним неба не видно. Приехала на малую родину и вижу — вот оно, небо, огромный купол над тобой, и дышится легче. Мир распахнут на все четыре стороны. А русский вышел из избы и уткнулся в лес — уже граница, уже предел, ментальная стена.
Каждое дерево в старину что-то символизировало, его использовали в ворожбе и целительстве. Вот казак, умирая, просит, чтобы насыпали ему в головах курган земли: «Ой, да ну пущай на этом кургане калина, ну калина родная, Ну растёт она и красуется в ярких, лазоревых цветах».
Отчего же казаки в песнях умирают под калиной или она вырастает на их могилах? Калина в старину символизировала не только любовь, у неё есть более древнее глубинное значение. Вспомните Калинов мост, на котором бьются со Змеем Горынычем в былинах богатыри. Необычное пояснение образу Калинового моста дал писатель Юрий Никитин. Он высказал догадку, что былины говорят о подлинных сражениях первых людей с последними не вымершими ящерами, когда охотники прежде рыли глубокую яму, потом застилали её ветками кустарника, и добивали зверя, попавшего в ловушку. Калина — это о битве с чужим, с чудовищем, о смерти в бою, о переходе в другой мир.
Ещё одно дерево часто упоминается в казачьих песнях— груша. Груша-дичок, или дичка. Исследователи казачьего быта заметили, что это дерево, плоды которого отнюдь не отличаются хорошим вкусом, почему-то нередко росло у казачьих хат. Оказывается, оно также связано с обрядами и суевериями. «Культ груши можно отметить у южных славян, считавших ее «святым деревом». Она почиталось у болгар, словаков, сербов. В Сербии, по легендам, груша, под которой молились, заменяла церковь. В Словакии ее сажали «возле придорожных крестов, часовен, посвященных Деве Марии». Считалось, что она может принести богатство и плодовитость, оберегает от злых духов, сохраняет здоровье» - пишет М.Крайсветный, он делает вывод, что такое восприятие груши казаки позаимствовали у когда-то соседствовавших с ними адыгов/косогов, которые и вовсе считали это скромное дерево воплощением своего языческого божества.
Казачья песня полна мрачной романтики, готична и мистична. Вот она рисует хату под пасмурным небом. В дверях стоит печальная красавица, смотрит на кружащуюся в небе птицу.
«Черный ворон – друг ты мой залетный,/Где летал так далеко?/
Ты принес нам, черный ворон,/Руку белую с кольцом./Вышла, вышла, а я на крылечко,/Пошатнулася слегка./По колечку друга я узнала, /Чья у ворона рука. /Эт рука, рука моего милого, /Знать убит он на войне. /Он убитый лежит не зарытый/В чужедальней стороне».
Две главные птицы казачьей песни — орёл и ворон. Языческие боги принимали их облик, или делали исполнителями своей воли. Почти всегда ворон связан с битвой, войной и вестями. Но, кстати, никогда сам казак не сравнивается с вороном, но только с орлом и соколом - птицами солнечными, светлыми. Ворон же представитель тёмной силы, страж и последний гонец умирающего.
Любовь и смерть в казачьей песне тесно связаны. Собственно, смерть — соперница казачки, ожидающей героя. Умирание как женитьба не раз описывается в казачьей песне.
Вот в степи на ковре лежит удалой добрый молодец, прижимает платок к ране и говорит своему коню: «Ах ты, конь, мой конь, лошадь верная!/Ты товарищ в поле ратном,/Добрый пайщик службы царской!/Ты скажи моей молодой вдове,/Что женился я на другой жене;/ Что за ней я взял поле чистое;/Нас сосватала сабля острая,/Положила спать калёна стрела».
Или другая песня: «Он убит – не убит, весь изранен лежит./Голова у него вся изрубленная,/Бела грудь у него вся иссеченная./В ногах у него конь вороной стоял./ - Уж ты, конь, ты, мой конь, конь, товарищ мой/Ты беги-ка, мой конь, в Россию домой./Ты не сказывай, конь, что убитый я лежу,/А скажи ты, мой конь, что женатый хожу./А женила меня пуля быстрая,/Обвенчала меня сабля вострая./А за матерь была мать – сырая земля».
Или знаменитый «Чёрный ворон», где казак, умирая, просит ворона передать, что женился на другой.
Отношение казака к войне, как к делу значительному и достойному гордости, под влиянием царской службы, когда не сам казак, а за него решали и использовали его как безгласный инструмент геополитики, постепенно породили и негативное отношение к службе - её унизительную, а не возвышенную характеристику. В песне «Вот и пролягала она шлях-дорожка» подробно рассказывается о бедственном армейском существовании: «Ой, отчего же, а вы казаченьки, На личико бледны? Ой, от того мы, а мы худы-бледны, Что мы люди бедны. Весь день в походе, а ночь в карауле, На часах стояли. Вот и а мы ходим, а мы во походе, Жёны дожидали. Вот и не обшиться, да нам не обмыться, Воши заедают. Вот и а нас воши они позаели, Гниды заточили. Вот и да попрели они погорели. Казачьи квартиры».
Или песня «Течёт речка по песочку», которая изначально была казачьей. Там молодой казак являет вид не бравый, а жалкий и тоскливо упрашивает атамана отпустить его до дому, а не получив отпуск, умирает. Эту тюремную тоску учуяли в казачьей песне заключённые и переделали текст на свой манер.
Казачья история, казачья культура и характер упрятаны в русский мир, словно стальной клинок в ветхие ножны. Русский народ гордится подвигами казачества, считая их за свои, поёт казачьи песни, воодушевляясь их воинственным настроем и культом воли, но и всегда готов дать казаку по шапке — мол, ты один из нас. Но однажды на слова: «Казаки - потомки сбежавших холопов» прозвучало: «Значит, русские — потомки холопов не сбежавших?»
В Украине же на основе казачьей истории построена новая идеология, где каждый украинец считает себя потомком казаков. Хотя, при всём моём уважении к украинцам, казаки - донские, сибирские, кубанские, запорожские — один, разделенный российско-украинской границей народ. Но, конечно, заметно, что на сегодняшний день в украинцах вольнолюбивый казачий дух сильнее.
Для того, чтобы защитить свои национальные интересы, а не вешать себе на шею хомут чужих геополитических проблем и грехов, казаки для начала должны заявлять о своей культуре как отдельном от русской и украинской культуры явлении. Довольно этой путаницы и присваивания казачьих доблестей и казачьих исторических деятелей соседями, хотя бы и дружественными. Пусть помнят, сколько талантливых представителей казачьей нации потрудилось, например, для величия России. Имперская власть нередко благодарила казаков репрессиями, сколько бы не лили они кровь на её границах, лишённые собственных. Но все перемены начинаются с идеологии, с независимого мышления и ясного понимания происходящего.
Авторизация
Мейнстрим
Камертон
