там между двух зорь
всё на дне остаётся
так глубоко - о...
… и, может быть, только трезво… трезво и осторожно… в ту заповедную память… как в рощу перед рассветом… как в женщину перед бурей… как в храм перед покаяньем… как в музыку перед смертью…
в…
мою осеннюю е о ь…
и это будет не ново но это будет печаль
это будет неровно и нервно но это будет полёт
это будет сумбурно и нежно – прикосновенье
удушливо и скоропостижно – любовь
непоправимо но – жизнь
непоправимо счастливо и непоправимо нелепо и неважно чем будешь ты на самом не самом деле главное чтоб ты совпадал с тем кого я живу умираю творю убиваю
… и ты мне прочтёшь эту жизнь пусть даже наступит ночь и я буду сладко спать и очень внимательно слушать и постигать тсебя…
… эта ночь… …это время иль ветер… движение жизни иль неба… …движение взгляда иль мира… …мысли иль крови… …памяти или смерти… …до или после… …иль НАД…
… и я ошибусь на вечность…
… и уйдут все печали и боли уйдут из обжитого дома уйдут по первой дороге или по первой тени…
… и зардеет закат и глухо забьётся сердце и кровь станет чёрной и вязкой и где-то совсем уже близко будет дышать ожиданьем… утешь меня дорогая!...
… и загудит шмель желанья грозно и однообразно тупо и устремлено и ужалит жадно и жарко жестоко и жутко вонзит жало в самое сердце и в самое солнце и глубже в начало начал в корень корня и в померкнувшем свете исчезнет в космосе в звёздной пыли в щели между ресниц…
… и я буду творить себя под взглядом твоих ночей под током твоих касаний под музыку твоей лжи святой и непоправимой усердно как в школе и с той же наивной верой в каникулы в освобожденье в летний безумный рай в захолустную пыльную вечность…
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
