она была отличницей, кудрявицей и... утописткой,
трепетной – не по понедельнико-стомавторникам или атакам
иже с ними: она вышивала глазами по небу скукоженные записки –
чтобы в учебниках стояли восьмицифрия тысяч данко.
не каких-то наполеонов!
чтобы «и в жизни», когда дворники выметают пичуг, перелетевших ирий,
следящие за взмахами их мётел большие братья, такие здоровые старшие братья,
переходили на «данко» с пробудершафтившего «слыш-ка-гиви»
и дружили с её старшим братом, как солнышко – и экватор.
и чтобы брат был – наподобие иисуса или хотя бы хоттаба ибна,
и, когда летучая акула ночи высасывала свет до зги,
к нему подходили гигантские вяленые муравьи и орали ему: «ховайсь, хиппи» –
а он бы переспрашивал: «рыбы?» – и протягивал им сорок кусков трески…
так она смотрела в небо и твердила: «вот бы я, сама, произошла не от гиббона по дауну, а от данко,
вращающего трепетный шарик, не прибегая к защите брони эверестов-плеч!»
а солнце пялилось ей в глаза.
такой штуковиной …– знаете, как впереди у танка.
и похотливо облизывала губы наложница солнца – крематорная печь.
В былые дни и я пережидал
холодный дождь под колоннадой Биржи.
И полагал, что это - Божий дар.
И, может быть, не ошибался. Был же
и я когда-то счастлив. Жил в плену
у ангелов. Ходил на вурдалаков.
Сбегавшую по лестнице одну
красавицу в парадном, как Иаков,
подстерегал.
Куда-то навсегда
ушло все это. Спряталось. Однако
смотрю в окно и, написав "куда",
не ставлю вопросительного знака.
Теперь сентябрь. Передо мною - сад.
Далекий гром закладывает уши.
В густой листве налившиеся груши
как мужеские признаки висят.
И только ливень в дремлющий мой ум,
как в кухню дальних родственников - скаред,
мой слух об эту пору пропускает:
не музыку ещё, уже не шум.
осень 1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
