рассказать про мою работу не получится в двух словах.
это крылья, чёрт побери – белые.
это люди, чёрт побери – разные.
тонет лодка усталой души – я бросаюсь её спасать,
забывая, что помощь моя
может каплей последнею стать,
перельётся забортной водой и утянет беднягу на дно,
заниматься чужими объектами –
по инструкциям запрещено.
вызывают меня на ковёр, в райский дворик,
на строгий допрос:
что за дело тебе до ч у ж о й?
ты с в о ю ещё не донёс.
список правил возьми и читай: н е т у прав у тебя выбирать.
всех несчастных тащить сразу в рай?
нам святых уже некуда класть.
кстати, дело вообще не в этом, сколько раз тебе повторять:
сострадание под запретом –
ты не волен рулить сюжетом.
с подопечной душой – сладу нет,
что не вечер – то новый кабак,
я уныло плетусь ей вослед,
крылья прячу в потёртый рюкзак.
то невольным явлюсь собеседником,
то – с отчаяния – собутыльником,
обсуждателем про Создателя
утешителем, соглашателем.
не верчу головой, мне не велено
не спасаю парящих над бездною
отвлекаюсь и крылья прореживаю
в чистоте содержу, по инструкциям.
рассказать про мою работу – не получится в двух словах.
это – крылья, истёртые в пух,
это – люди, из праха в прах.
Э. Ларионова. Брюнетка. Дочь
полковника и машинистки. Взглядом
она напоминала циферблат.
Она стремилась каждому помочь.
Однажды мы лежали рядом
на пляже и крошили шоколад.
Она сказала, поглядев вперед,
туда, где яхты не меняли галса,
что если я хочу, то я могу.
Она любила целоваться. Рот
напоминал мне о пещерах Карса.
Но я не испугался.
Берегу
воспоминанье это, как трофей,
уж на каком-то непонятном фронте
отбитый у неведомых врагов.
Любитель сдобных баб, запечный котофей,
Д. Куликов возник на горизонте,
на ней женился Дима Куликов.
Она пошла работать в женский хор,
а он трубит на номерном заводе.
Он – этакий костистый инженер...
А я все помню длинный коридор
и нашу свалку с нею на комоде.
И Дима – некрасивый пионер.
Куда все делось? Где ориентир?
И как сегодня обнаружить то, чем
их ипостаси преображены?
В ее глазах таился странный мир,
еще самой ей непонятный. Впрочем,
не понятый и в качестве жены.
Жив Куликов. Я жив. Она – жива.
А этот мир – куда он подевался?
А может, он их будит по ночам?..
И я все бормочу свои слова.
Из-за стены несутся клочья вальса,
и дождь шумит по битым кирпичам...
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
