1
Сельской лачуги крыльцо выведет к призрачным залам —
в мир, перевернутый так безнадежно и строго:
к ангелам с птичьим лицом и хвостами шакалов,
к черному богу, чьи плечи опутаны тиной,
к губкам-кораллам, чей мат почерней гуталина,
к пьяным солдатам, борделям, баракам, дорогам...
2
В топях под мхами заветная прячется тропка,
гномом хранима, укрыта ковром из брусники.
Бледная нежить ночами резвится, и робко
в мраке трясин проступают истлевшие лики...
Вот и плетень, облицованный мрамором серым.
Грозные стражи таятся в альковах бездонных,
ржавые латы расцвечены свежей рекламой.
Воздух, закрытый для ветра, пропитан сортиром.
Выхода нет — есть только входы и стены.
Да коридоры, где хлорка скрипит под ботинком
вместе с осколками раковин древних моллюсков.
3
Скоро рассвет мутной дымкой затянет деревню...
в горы уходишь с попутным эльфийским отрядом.
Следом — не ворона крик, но прощальная песня
тем, кто свободу обрел после долгих исканий,
как ученик, обретающий тайну искусства.
...Миг пробуждения —
дверь, что прорублена сквозь измеренья.
Вещи встают по местам.
Время привычней течет.
Смутною рябью зеркал
тают навеки
соседних
вселенных
движенья.
Когда я утром просыпаюсь,
я жизни заново учусь.
Друзья, как сложно выпить чаю.
Друзья мои, какую грусть
рождает сумрачное утро,
давно знакомый голосок,
газеты, стол, окошко, люстра.
«Не говори со мной, дружок».
Как тень слоняюсь по квартире,
гляжу в окно или курю.
Нет никого печальней в мире —
я это точно говорю.
И вот, друзья мои, я плачу,
шепчу, целуясь с пустотой:
«Для этой жизни предназначен
не я, но кто-нибудь иной —
он сильный, стройный, он, красивый,
живёт, живёт себе, как бог.
А боги всё ему простили
за то, что глуп и светлоок».
А я со скукой, с отвращеньем
мешаю в строчках боль и бред.
И нет на свете сожаленья,
и состраданья в мире нет.
1995, декабрь
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
