Дженни пахнет кардамоном, городом и чуть-чуть ананасом.
Ей лучше не знать, что библиотекарь Палыч сегодня утоп.
Ноги прохожих пучками трут тротуар, в окнах ненастно,
Дженни вяжет крючками пальцев прямую линию, чтоб
выровнять осень, до которой осталось не ей.
Она молча шепчет себе: «Ну же, ещё пару петель, смелей» –
пальцы едут в разные стороны, гнутся крючки.
Палыч всплывает с вымокшим взглядом, в рот набравши воды, молчит.
«А ты хочешь услышать, как он поёт, старая кляча?» –
Дженни хохочет в себя астматическим кашлем,
осень крадётся из пыльных подушек. «Эй, кто это там маячит?»
Сырость впивается в уши, лижет затылок. Смеётся и машет.
Город бросает Дженни на плечи цветастую шаль.
Пахнет трамваем, счастливым билетом, как встарь
Ленин фирменным жестом подмял броневик, ошмётками гарь
въедается в тёплую мякоть заморских плодов ананасов.
Катится ватным клубком кардамон, становится красным
город пропитых теней, матовым пледом луна опоясана.
Дженни танцует танго, медленным строем растут фонари,
длинной колонной входят в открытое небо лица.
Дженни смотрит в окно, взгляд её наливается горем – горит
цинково-белым снег. Палыч на кухне жарит стейки тунца,
прогорклым подсолнечным маслом стекают обои.
Дженни вся светится, гладит живот: «Нас теперь трое.
Осень малышка так быстро растёт и нас скоро вскроет».
«Этот ребёнок не мой, я давно слишком стар».
Библиотекарь, высунув кончик языка, строчит формуляр:
«Я люблю тебя Дженни, верни меня в срок» – раскрывает рот,
из него падают листья.
Осень давится стейком тунца и ржёт.
