Кто пьет с Пастернаком бессонницы хмель,
Кто с Хармсом считает старушек,
Кого-то в степи закружила метель
И Пушкиным вытрясла душу.
Кого-то ветра африканские жгут
И шепчут стихи Гумилева.
Кому-то за Блока в подвале нальют
Шампанского снова и снова.
А кто-то в дыму над бильярдным столом
Гремит Маяковским упрямо.
Кому-то привиделся Блок за углом,
Кого-то штормит Мандельштамом...
Кого-то качает, кого-то штормит,
губами в салат окунает...
Кропает стишки полупьяный пиит
и рифмы, как слюни, пускает.
И в каждой слюне Маяковский бурлит,
и Хармса на "ха" посылает.
Поэты оне. Вольных прерий орлы,
посланцы застольного рая.
Смотрите, упившись, лежит Пастернак.
И Блок с Мандельштамом нажраты.
Тошнит Гумилёва... Короче, бардак.
Натрескались даже жирафы.
Но кто-то в аптеку внезапно бежит,
какой-то прыщавый подросток,
и в толстой тетради выводит пиит:
"Ребята! Да это ж Чуковский!"
И пришли к Айболиту поэты:
Доктор, у нас тут Это.
Оно нас ловит повсюду
И мучает, мучает зудом.
Покачал Айболит головою:
Это будет похуже запоя.
И не в силах даже консилиум
Излечить графоманский делириум.
)))
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Когда бутылку подношу к губам,
чтоб чисто выпить, похмелиться чисто,
я становлюсь похожим на горниста
из гипса, что стояли тут и там
по разным пионерским лагерям,
где по ночам — рассказы про садистов,
куренье,
чтенье «Графов Монте-Кристов»...
Куда теперь девать весь этот хлам,
всё это детство с муками и кровью
из носу, чёрт-те знает чьё
лицо с надломленною бровью,
вонзённое в перила лезвиё,
всё это обделённое любовью,
всё это одиночество моё?
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.