А мы живём в мертвящей пустоте,
летает небо старым покрывалом.
Один прохожий им укрыться захотел,
но не успел – таких, как он, навалом.
Застыла очередь, а небо улетело,
снег стал беззвучен, не стучался дождь.
С открытым ртом всплывает в луже тело,
чей облик вдруг на небо стал похож.
Из левой стороны торчит китайский нож,
овсянка хлопьями кружит несмело,
кусочек масла тает в молоке.
Луна кого-то ночью долго ела,
потом ушла без месяца, смеясь и налегке.
А тело плавало в остывшем кипятке,
все думали, что небо стало всмятку,
и пустота казалась кисло-сладкой,
и дрожь сочилась из щелей украдкой,
и чья-то правая рука качала детскую кроватку,
в которой трепыхалось наволочкой утро.
Сиреневым осколком перламутра
кровили замшевые дали.
Луна и месяц даже вместе спали
под тонким полосатым покрывалом,
спокойно было и темно, как у крота.
Казалось им, что с ними кто-то рядом –
конечно, под кроватью шевелилась пустота
и слышала, как разрываются пружины
и видела, как месяц съел луну.
Но по сюжету все остались живы,
крот выполз из норы ради наживы
и пустоту, не видя, зачерпнул.
Еще не погаснет жемчужин
соцветие в городе том,
а я просыпаюсь, разбужен
протяжным фабричным гудком.
Идет на работу кондуктор,
шофер на работу идет.
Фабричный плохой репродуктор
огромную песню поет.
Плохой репродуктор фабричный,
висящий на красной трубе,
играет мотив неприличный,
как будто бы сам по себе.
Но знает вся улица наша,
а может, весь микрорайон:
включает его дядя Паша,
контужен фугаскою он.
А я, собирая свой ранец,
жуя на ходу бутерброд,
пускаюсь в немыслимый танец
известную музыку под.
Как карлик, как тролль на базаре,
живу и пляшу просто так.
Шумите, подземные твари,
покуда я полный мудак.
Мутите озерные воды,
пускайте по лицам мазут.
Наступят надежные годы,
хорошие годы придут.
Крути свою дрянь, дядя Паша,
но лопни моя голова,
на страшную музыку вашу
прекрасные лягут слова.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
