Его терпенье, исходя на нет,
полутораметровыми шагами
дом исчертило по диагонали -
семнадцать метров сигарет.
Её терпение, вцепившись в подлокотник,
из шёпота вдруг выплеснулось в крик:
ты прав, ты мудр, ты, может быть, велик,
но, все равно, я ухожу... Во вторник!
И, наконец, не выдержала дверь -
открылась и захлопнулась с размаха.
И два терпенья вздрогнули от страха
и думают... и думают теперь...
не смотря на шереховатости (на мой критический взгляд) в первой строфе, ставлю высший балл, благо подкинули вчерась благодетели)
может так:"семнадцать выкуренных сигарет", а то от "метров" осоловеть можно и рухнуть замертво:))
мда)...женская солидарность - страшная сила:))
угу )
Отдельное спасибо - за критический взгляд! Он-то и необходим более всего. Там, в первой строфе вообще все избыточно... и полутораметровые шаги, и метраж этот... Я себе так объяснила, что это не к человеку относится, а к чувству - к терпению ) И потому все чересчур, через барьеры здравого смысла. Но думать еще буду, обязательно.
Да-а-а, Митин у нас бухгалтер тот ещё,...для него и копейки важны)), но поступил по-мужски). Ценю))).
Мне кажется, это такая система оценки - от 25 отнимаются баллы за какие-нибудь косяки в тексте )
двери - такие умные твари)
точно! затаится в стороне и выжидает... )
Близкое
Спасибо за понимание, Katrin...
Очень и очень. Сильное.
Через край, да... Благодарю, Арина!
Через край, да... Благодарю, Арина!
Как выдох... ЗдОрово!
Спасибо!
Очень серьёзно, и думать хочется, и совсем не бред.Правда, страшно, когда захлопывается дверь,- вдруг навсегда!
Мне потому оно бредовым кажется, что тут сошлись два терпения... впрочем, два одиночества - тоже ведь было у кого-то... Спасибо за отклик, Vale!
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.