Церемонию жизни кузнечик из чайных звезд
разливает в кувшинки младенческих голосов.
Надувные жирафы трутся о млечный воз.
Небо садится на чертово колесо:
сверху видать, как реки путеводный нерв
рыбкою медной бьется в ручную эшь
лун-близнецов обезглавленных...
Ветер-зверь
в синеие сумерки лижет тумана плешь
розово-временным пристальным языком...
Кружатся, вертятся:
млеко годов в камнях,
в чреве дупла притаившийся птичий гром,
радуга-погоняльщица черепах -
круглых неспешных дождей,
золотой пастух -
мелкий светляк, обнимающий юркий стан
чертополошек,
леший кустистый дух,
знающий ведьм-ромашниц по волосам
и сердцевинкам...
Чертово колесо
небу тошнотит нервы - но вид каков!
В млечных кувшинках оборванных голосов
махоньких глиняных гранул прыгунья- кровь
нышкнет,
и давится жизнью,
и верит в жизнь,
словно в солому - сигающий с высоты:
можно упасть чаинкой, как звездный лист,
можно - по лестничке в чашку слезой сойти...
Милый кузнечик! На скатерти темноты
блюдца расставив судьбами, колесо
с небом и чертом, как часики, заведи.
Выпей из черненькой чашечки терпкий сок -
времени.
Голосов.
Надувных чудес.
Рек, отдающих легендам русалью плоть...
...Снизу на чертовом мальчик ватрушку ест.
Как бы его на ложечку наколоть?..
Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима,
как по тем же делам - потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса -
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где на ощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.