Мы вылущиваем время из орехов, а потом учим его ходить:
и оно возвращается в свою скорлупу.
Пауль Целан
… словно сахар, возврашающийся
в кость тростниковую,
мы возвращались в землю…
– в землю цветочниц, приносящих дары –
гниение корней данайских
на плоти ягод
волчьих.
– в землю танцовщиц, приносящих дары –
сплетение ног-колосьев
с ожерельями склепов тихих.
– в землю кудесниц, приносящих дары –
семя евшана в помёте
верности лебедя, на болотах, под топью…
Были суровы земли, любимый.
Было их много – томных
крупных земель, утомлённых нашими
прело-осенними рыбами –
рыбами губ, говоривших в губы
воду и небо – цёёёёмно…
Было их много – земель, любимый, –
много земель, пришедших
из разномастных племён букетов
и обветшавших свитков
тел наших прежних…
Было их много – земель, неземной мой, –
так вот
мы возвращались в разные земли,
в разную сырость,
в розы
из мотыльков и жуков по разны
стороны черноморья…
Так прекращались чары.
Так превращались чары
в тело, из сумрака пьющее кровь,
и в тело, дающее сумраку кровь,
и в терпкий туман тоски, разъединяющий
этот кровавый сумрак…
…словно сахар, тающий
в старых костях тростника,
словно сахар, стекающий
с жёлтой слезы рассвета,
словно сахар, луны мешающий
в чашке зрачков безумных,
липкие,
тянемся мы из земли,
но руки по кольца влипли…
«…лунные бёдрышки,
камни цветущие,
сизые росчерки -
спинки крапивные…
Пыльный, былиновый!
В руки возьми меня –
словно горсть времени,
до возвращения…»
Словно кора, принимающая сок дерева,
как диабетик – сахар,
ты принимал мои глупости.
Время в склянке
мха голубого
мягко гноилось, млело
и утекало
в землю –
одну на всех.
И
кто-то,
в ветвях невидимый,
пел веснянку
наоборот –
и веснушчатолобый месяц
падал, как стебель,
подкошенный этой песней –
про возвращение…
Кто её пел, любимый?
«Земли возвращаются в дробь цветов.
Чары возвращаются в колдовство.
Время возвращается в скорлупу.
Близость возвращается в пустоту.
Слышишь?
Жара приползает, как в ране – зверь,
к кислому богу холода.
Но – зачем?..»
«Жара приползает на полусогнутых
к богу холода –
греть его мышцы,
железные мышцы слёз, унесённых
на змие ветра», –
отвечаешь ты.
«Жара приползает на полусогнутых
к богу тепла –
целовать его мышцы,
обожжённые потом морока,
обнажённые змием-патокой,
обречённые ладить любово», –
отвечаю я.
И мы возвращаемся –
в землю
наших двойных богов,
наших врагов-богов,
по тростниковой дудочке
отправляющих друг другу
песни о сладкой боли,
вздохи о гулком времени –
времени нас,
возвратившихся в скорлупу
кислой печали
о сладко не свитых гнёздах…
писатель где-нибудь в литве
напишет книгу или две
акын какой-нибудь аджарский
уйдет в медалях на покой
торчать как минин и пожарский
с удобно поднятой рукой
не зря гремит литература
и я созвездием взойду
когда спадет температура
в зеленом бронзовом заду
мелькнет фамилия в приказе
и поведут на якоря
победно яйцами горя
на мельхиоровом пегасе
дерзай непризнанный зоил
хрипи животною крыловской
недолго колокол звонил
чтоб встать на площади кремлевской
еще на звоннице мирской
возьмешь провидческую ноту
еще барбос поднимет ногу
у постамента на тверской
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
