И встать я не встаю,и спать не спится...
И так проходит ночь,и утро настает,
Все говорят: "Весна..."А дождь не устает -
Все продолжает литься! -
И я с тоской смотрю,как он
идет...
Аривара Нарихира
охотник за слезами
выжимает
из сиськи тучи
ливень
и
сквозь марлю
процеживает –
в древние сосуды
приречных глин
и глин в кубах бетонных.
охотник знает –
он прожил так долго,
что знает всё:
распустятся фиалки
в сосудах
и запахнут
зло и сыро,
забьются в стенки,
с просьбой
запахнуть их
халатом
из китайских тяжких
истин
о том, что всякий день
уходят воды,
о том,
что твердь и небо –
разделимы,
но делают
одно и то же,
то есть,
они – одно,
и плакать – ни к чему…
….подстреленная белка ночи
жёлудь,
как сердце,
держит лапками,
в кровавых
рассветных нитях.
раненая лошадь
утра
роняет солнце,
на котором,
как на седле,
лежит лепилец глины…
растерзанная львица дня
охоту
на антилопу вечера
отринет,
но антилопа бросится
к ущелью
ночных опасных звуков
сдуру, словно
старуха –
в молоко – омолодиться…
но все картины разрезает дождь.
но все картины
перехода ночи
в бессмертный день,
и умиранья солнца
стирает дождь,
процеженный сквозь марлю
в сосуды древних
новых человечков.
охотник знает:
этот дождь застрянет
в огромных мышеловках глаз,
закрытых
наполовину:
так, что видно красный
оттенок
и бессилие фиалок –
платочных,
целлюлозных,
понарошных
утешников-
утешниц…
…встать?..
…не встать?..
не спится…
дождь…
с котомкой,
словно нищий,
бредёт сквозь марлю
сдавленных мгновений,
часов и дней,
пропахших
звёздным соком,
полынью
и слезами
ослеплённых,
швыряющими камни в слабость,
влажно
стекающую с призраков- сосудов
любви,
пути,
страдания,
песка….
и дождь идёт…
в закрытых мышеловках
прозрачных глаз…
растерянный любимый
даёт цветок любимой,
чтобы гномы
спокойствия
по лестнице цветочной
вскарабкались
на уголок подушки
и врачевали:
белку,
лошадь,
львицу,
а главное –
любимых, что платками
фиалковыми
дребезжат от стука
по стёклам – капель…
глупенький охотник,
что сделаешь им?
сдайся!
…всякий день
уходят воды
в лабиринты тверди,
уходят воды
в пустоцветья неба,
уходят воды
в невесомость глины, –
и мы растём
из этих ушлых вод.
растём – и таем,
видя неделимость
земли и неба,
плача безоружно
и гладя ливень
горький
по изгибам
груди и горла –
нежно и дворуко,
с улыбкой –
белкам,
солнцу,
глине,
нам,
пропащим,
растворившимся
в капкане
четырёхглазом…
сцеживая с тучи
последний мёд –
янтарный мёд потопа,
смеётся он,
охотник за слезами.
он сыт.
и мы –
одно.
