Морщится море, сдвигает брови,
Бросает волны сердито на галечный берег,
Ветер августовский обжигает болью.
И только чайки
Летают так, как будто ветер – опора крыльям,
Скользят по твёрдости воздуха виртуозно,
Вираж над рябью –
И, легко касаясь вершин водяных горок,
С хохотом (над нами бескрылыми смеются)
По пологой – вверх и вниз, и вверх.
Рядом дети чаек, серые чертенята,
Пищат, сверлят мозг ультразвуком:
«Дай рыбки, мама, дать покушать!», –
Мама-чайка не выдержит воплей
И отдаст рыбку вкусную со вздохом:
«Дети…»
А чаечата неловко (сейчас разобьются)
Вираж за виражом:
«Земля, дай разрешение на посадку!» –
Пытаются подлететь к кормилице, тщетно,
Ветер сносит в воду, плюх! Ну, слава Богу, сел…
Оказывается, летать – это просто,
После тысячного раза легко
Скользить по плотности воздуха.
Виртуозы воздушных пространств,
Чайки, всю жизнь тренируются,
Жизнь – это полёт.
Удачи!
Река валяет дурака
и бьет баклуши.
Электростанция разрушена. Река
грохочет вроде ткацкого станка,
чуть-чуть поглуше.
Огромная квартира. Виден
сквозь бывшее фабричное окно
осенний парк, реки бурливый сбитень,
а далее кирпично и красно
от сукновален и шерстобитен.
Здесь прежде шерсть прялась,
сукно валялось,
река впрягалась в дело, распрямясь,
прибавочная стоимость бралась
и прибавлялась.
Она накоплена. Пора иметь
дуб выскобленный, кирпич оттертый,
стекло отмытое, надраенную медь,
и слушать музыку, и чувствовать аортой,
что скоро смерть.
Как только нас тоска последняя прошьет,
век девятнадцатый вернется
и реку вновь впряжет,
закат окно фабричное прожжет,
и на щеках рабочего народца
взойдет заря туберкулеза,
и заскулит ошпаренный щенок,
и запоют станки многоголосо,
и заснует челнок,
и застучат колеса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
